И. Никитин. Портрет царевны Натальи Алексеевны (1673–1716)

В траурном шествии при разделении на группы принимали участие маршалы, чьи фамилии были указаны в документах, это явилось своеобразным репортажем о событии с одной стороны и демонстрацией степени приближенности определенных лиц к особе монарха, с другой. Была задействована государственная символика, что соответствовало статусу усопшей: корона, царский балдахин, его несли военнослужащие. Сани с гробом царевны везли лошади, как при похоронах некоторых сподвижников Петра I. Кладбище находилось далеко, если сравнить это расстояние с тем, которое предстояло преодолеть комнатным стольникам, несшим по очереди одр или сани с гробом усопшего представителя царской фамилии по территории Московского Кремля, поэтому использование лошадей в данном случае было необходимым. В процессии участвовали иностранцы и женщины, это не абсолютное новшество, но, тем не менее, еще не русская традиция в 1717 г. По обыкновению духовные лица открывали шествие, за ними следовал двор Натальи Алексеевны, а это было нововведением. Старые московские чины – сибирский царевич, бояре, окольничие, ближние стольники – шли отдельной группой, замыкая процессию, что показывало более высокое положение в иерархии новых людей против старых чинов. Новым в похоронах Натальи Алексеевны оказалось и траурное убранство, которое использовалось не только для ее дворца, но и для Зимнего дворца Петра I, дворцов А. Д. Меншикова, царицы Прасковьи Федоровны и родственников по матери царевны – Нарышкиных.

Похороны царевича Алексея Петровича

Сложность внутрисемейных отношений отразилась на похоронах царевича Алексея Петровича[207] (18.02.1690–26.06.1718, погребен 30.06.1718 г. в Петропавловском соборе). Обстоятельства смерти царевича Алексея Петровича навсегда покрыты туманом неизвестности, но эта тема остается за рамками данной книги. Царевич, подвергнутый пыткам, скончался, по официальной версии, естественной смертью в каземате Трубецкого бастиона Санкт-Петербургской (Петропавловской) крепости.[208]

Ф.-Х. Вебер, оставивший подробные воспоминания о своем пребывании в России, побывал и на похоронах старшего сына царя. Согласно мемуаристу, взволнованный Петр Алексеевич навестил Алексея утром в день его смерти, простил и благословил. Однако никаких свидетельств, подтверждающих подлинность этой драматической сцены, нет. Известно только, что 26 июня 1718 г. с 8 до 11 часов утра Петр I присутствовал на последнем допросе и пытке сына, оказавшихся фатальными для царевича. Алексей умер в тот же день в 6 часов вечера.[209] Посещение Петром в тот же день вечерней службы в Троицком соборе рядом с Петропавловской крепостью пытались объяснить необходимостью молить о прощении, но это не более чем предположение, так как участие во Всенощной для царя было обычным делом.

Тело покойного в гробу, обитом черным бархатом (черный цвет использовался в связи с тем, что Алексей Петрович был вдовцом) и покрытом богатой золотой парчой, перенесли в Троицкий собор, где оно было выставлено в течение двух дней для прощания, и все желающие могли видеть его. Н. Г. Устрялов указывает на противоречия в показаниях свидетелей: одни говорили, что гроб был выставлен в Троицком соборе на Троицкой площади, другие утверждали, что сначала либо в Комендантском доме Петропавловской крепости, либо рядом с ним. Как бы то ни было, последнее прощание проходило в соборе Святой Троицы[210] напротив крепости. Четыре офицера лейб-гвардии стояли постоянно у гроба, составляя стражу и допуская несчетное множество приходивших к последнему целованию руки царевича.

30 июня 1718 г. состоялся обряд погребения, на похоронах пели лучшие царские певчие. Вечером в сопровождении царя, царицы и всех придворных чинов тело покойного из церкви Святой Троицы снова было перенесено в крепость в недостроенный Петропавловский собор, где и положено в погребальном склепе, рядом с его супругой. Царь и остальные провожатые в этой печальной процессии держали в руках маленькие горящие восковые свечи, но все были без траурных мантий (!), и только одни дамы одеты были в черные тафтяные платья. Присутствующие на похоронах уверяли, что его величество, провожая тело сына в церковь, горько плакал и что священник для своей речи взял текстом слова Давида: «Ах, Авессалом, сын мой, Авессалом». Не ясно, кто решил провести параллель Алексея с библейским Авессаломом, сыном царя Давида, замыслившим занять престол отца с помощью восстания и поддержанным народной любовью. В сравнении с библейским героем Алексей не подходил на роль мятежного воителя, да и степень участия Петра в «царевичевом деле» далека от позиции царя Давида, строго наказывавшего своему военачальнику щадить жизнь сына. Тем не менее в панегириках начала XVIII в. Петра сравнивали со многими библейскими героями и, в частности, с Давидом. Ссылка на библейского Авессалома спустя несколько лет была повторена в «Указе о наследии престола» (1722 г.).

Могилы кронпринцессы Шарлотты-Христины-Софии, царевича Алексея Петровича и царевны Марии Алексеевны в Петропавловском соборе

И.-Г. Таннауэр. Портрет царевича Алексея Петровича (1690–1718)

О реакции Петра на смерть сына можно только догадываться. Удивляет, что даже формального траура объявлено не было. Во всяком случае в журнале трауров, бывших при дворе, который вела экспедиция церемониальных дел, замечания о нем отсутствуют: по особам российского Императорского дома первым в списке указан сын и наследник (с 3 февраля 1718 г.) Петра I царевич Петр Петрович (27.10.1715–25.04.1719), траур нему был установлен сроком на один год.[211]

После смерти царевича Алексея Петровича, но еще до похорон, 29 июня царь не упустил возможность традиционно отпраздновать свои именины, в это же время отпраздновалась годовщина Полтавской битвы – один из наиболее жизнерадостных праздников придворного календаря. В письмах Петра того периода, посвященных, как обычно, повседневным государственным заботам и дипломатическим делам, нет никаких следов раскаяния или горестных чувств, на что обратили свое внимание исследователи, занимавшиеся разработкой данной темы.[212] На следующий день после похорон Петр I уже провозглашал тосты по случаю спуска на воду нового военного корабля в компании своего нового князя-кесаря И. Ф. Ромодановского и нескольких английских корабельщиков.