— Было больно, когда я тебя ущипнула? — спросила она. С ее легкими творилось что-то неладное. Каждый вдох наполнял их иголками. — Скажи мне, что тебе было больно!

Он втянул в себя воздух и на пару секунд задержал дыхание.

— Получится хорошая фотография, — наконец сказал он. — Достойная. Не все наши клиенты… В общем, он хороший…

— Хороший кто? — Кровь в жилах Фейт закипела. — Хороший покойник?

— Что ты срываешься на мне? — отрубил Пол, впервые повысив голос. — Не я сделал его таким!

— Не ты? Значит, кто-то другой!

Слова вырвались наружу, и ей стало легче дышать. Она больше не верила, что отец упал с утеса, обезумев от дурмана. Вместо этого она представляла, как некто толкает тачку по тропинке и останавливается на вершине скалы, чтобы сбросить ношу. Тело падает, безжалостно ударяясь о камни, и повисает на дереве. А потом другой силуэт крадется прочь, бросая тачку в том месте, где тропинка раздваивается.

— Вы все ненавидели его! Все на этом мерзком, глупом, убогом острове! И один из вас его убил! — Она развернулась и стремглав убежала вверх по лестнице. Лучше умереть, чем позволить Полу Клэю увидеть ее слезы.

Это не несчастный случай. Не самоубийство. А убийство.

В день похорон все вокруг затянула серая пелена. Одетые в черное носильщики что-то бормотали, спуская гроб по ступенькам. Их ботинки запачкали ковер. Входная дверь была распахнута, и гроб вынесли ногами вперед. Фейт слышала, так делают для того, чтобы мертвец не смотрел в дом и не звал живых присоединиться к нему. «Как жаль, что он не может меня позвать», — подумала она.

После поездки в холодном экипаже семейство Сандерли направилось ко входу в церковь. Мужскую часть семьи представляли Говард и дядюшка Майлз. Наемные участники похоронной процессии шли рядом, держа длинные шесты, обмотанные крепом и напоминавшие зловещие сачки для бабочек. Когда семейство вошло в церковь, глазам Фейт потребовалось какое-то время, чтобы привыкнуть. Она думала, что в церкви никого не будет, кроме священника, и что все декорации и костюмы Миртл сделаны для представления без зрителей. Она ошибалась. Церковь была полна людей, обернувшихся при входе Сандерли. Большинство из них оказались совершенно незнакомыми. Но все огороженные именные скамейки пустовали. В дальнем конце одной из них с чрезвычайно неловким видом сидел доктор Джеклерс. Уважаемые семьи, почитаемые люди Вейна не явились.

По пути к их скамье Фейт чувствовала, как взгляды стекают по ее затылку, словно ледяные ручьи. Миртл, подняв подбородок, плыла, как королева тьмы, черное стекло ее украшений и золото волос, едва видных из-под плотной вуали, искрились от свечей. Перешептывания стихли, когда ее черные юбки заскользили по плитам церковного пола. На секунду Фейт против воли почувствовала гордость за дерзкое поведение матери. Вообще для женщины считалось смелым посещать похоронную церемонию, но Миртл твердо заявила, что «не станет прятаться».

Семейство Сандерли разместилось на своей скамье, и Фейт пожалела, что деревянная ограда высотой не семь футов. Пока они шли по проходу, до ее ушей донеслись кое-какие комментарии.

— Что значит «силки снова расставлены»? — не смогла она удержаться и спросила у матери.

— Это значит, — прошептала Миртл из-под вуали, — что в мире много завистливых старых ведьм. И что я правильно выбрала платье.

— Я тебе говорил, что зря мы устроили похороны в воскресенье, — пробормотал дядюшка Майлз. — В выходной день все с радостью придут сюда, чтобы поглазеть.

Клэй выглядел таким хилым в своем широком церковном облачении и за огромной кафедрой казался гномом. Он говорил убедительно, но тихо, как будто устал сражаться с тенями, свисавшими с арочного потолка.

— Ибо мы ничего не принесли в мир; явно, что ничего не можем и вынести из него. Бог дал, Бог взял; да благословенно будет имя Господа…

Шелест молитвенников. Известный псалом, который пели на незнакомый мотив. Потом Клэй говорил снова и снова — о падении и возвышении, о сне и искуплении. Его слова были как бесчисленные камни на бесконечном пляже, и Фейт не могла дождаться, когда он закончит. Она хотела, чтобы ее отец упокоился наконец под землей, вдали от холода, враждебной тьмы и злобных шепотков. Но вот викарий умолк, и послышался шум шаркающих ног и сдвигаемых скамеек. Миртл слегка подтолкнула Фейт, и та с облегчением поняла, что служба закончилась. Она встала и вместе с остальными членами семьи вышла на серый свет дня, собираясь проводить гроб к могиле.

Впереди возникла какая-то суета. Вместо того чтобы подождать Сандерли и выйти следом, прихожане поднялись со скамеек и устремились к двери. Семейство Сандерли вышло из церкви, и Фейт увидела, что прихожане вовсе не спешили поскорее разойтись по домам. На церковном дворе было полно людей, они стояли, сидели на корточках, прислонившись к памятникам, и все наблюдали за приближением гроба. Секунду Фейт поискала глазами выкопанную могилу. Потом заметила мужчину с лопатой в руках, на лице его читались сомнения. У его ног была длинная темная дыра, но в ней с вызывающим видом стояли четверо или пятеро людей, опираясь локтями на землю. Их головы едва виднелись. Остальные встали перед могилой, скрестив руки, — шлагбаум из людей в три ряда.

— Что происходит? — воскликнул Клэй.

— Его нельзя хоронить здесь, — сказал мужчина в центре группы, высокий, крепкого сложения, с темными волосами и воинственным выражением лица.

Фейт сразу же узнала его. Это был Том Пэррис, нечаянно испугавший ее в лесу рядом с Булл-Коув. Том Пэррис, чей сын угодил в капкан преподобного.

— Что ты имеешь в виду, Том? — викарий пришел в ужас. — Почему?

— Это освященная земля, — коротко ответил Том. — Здесь не должно быть самоубийц. Этот Сандерли бросился со скалы, и нам наплевать, если кто-то утверждает иное. Мы знаем, где его нашли.

Фейт заметила, как Том покосился куда-то в толпу. Она проследила за его взглядом и заметила знакомую фигуру. Жанна Биссет, горничная, такая смиренная в своем лучшем воскресном наряде с черной лентой на рукаве, не скрывала ликующий взгляд. «Это она рассказала, где нашли отца. Всем рассказала».

— Если они хотят похоронить его, — неумолимо продолжил Том, — в двух милях[12] отсюда есть перекресток. Мы даже дадим им кол, чтобы призрак не мог выйти из могилы. Но не здесь. Не рядом с могилами наших отцов и дедов.

— Но это жестоко! Жестоко! — Миртл затряслась от возмущения, на секунду утратив самообладание. Ее голос изменился до неузнаваемости.

Зазвучали другие голоса. Дядюшка Майлз и викарий вышли к толпе, и Фейт увидела, как они ожесточенно спорят с Томом, выражавшим мнение толпы. Вскоре дядюшка Майлз отвернулся и знакомо пожал плечами. «Я попытался», — говорил его жест. Говард тихонько захныкал, и Фейт поймала себя на мысли, что слишком сильно сжимает его ладонь. Клэй вернулся к Миртл и Фейт.