Все назначения, начиная с руководителей общественных организаций ветеранов или инвалидов и заканчивая учеными мужами и директорами национальных инженерно-технических проектов типа ГЭС «Три ущелья», подлежат рассмотрению Орготделом. Глава «зонтика» частного сектора, Всекитайской торгово-промышленной федерации, является частью элитной номенклатуры и, стало быть, его организация малопригодна в качестве независимого органа, отстаивающего интересы бизнеса, хотя этого никто и не требует. Помимо назначений, Орготдел функционирует в роли своеобразного министерства, отвечающего за мультикультурализм: он распределяет государственные должности среди верноподданных представителей пятидесяти пяти официальных нацменьшинств Китая. Тибетцы, синьцзянские уйгуры, хуэйцзу — «китайские мусульмане» и прочие народности — все они проверяются на лояльность КПК и получают часть довольно символических должностей, чтобы придать громадному государству более эгалитарный лоск. Кроме того, Орготдел надзирает за выделением небольших разнарядок для восьми так называемых демократических партий, чтобы они тоже были представлены в госслужбе, академических кругах и так далее. Без всякой иронии можно сказать, что эти должности распределяются в награду за признание «демократическими партиями» однопартийного коммунистического режима.

Спектакль в Пекинском университете с вездесущим секретарем парткома в главной роли, о котором свидетельствовал Юань Вэйши, суть страховка КПК от волнений 1989 г. и их влияния на бюрократию. В 1980-е гг. Орготдел ослабил контроль за вузами, требуя от них согласовывать с партией лишь самые высокие должности. Хотя нельзя сказать, что такое послабление полностью развязало руки вузам и превратило их в очаги демократического либерализма, оно все же не допускало прямого политического давления. Но в мае 1991 г. партия одним росчерком пера расширила список номенклатуры, и Орготдел получил большую власть над вузами. Примерно в то же время КПК заручилась дополнительным рычагом влияния на студентов и интеллигенцию, потребовав, чтобы вузовские руководители отныне посещали ежегодные партконференции в целях укрепления партийного строительства в их учебных заведениях. Эта последняя мера обернулась для партии добавочной выгодой, дав еще один стимул к рекрутированию самых многообещающих и светлых умов страны в ряды КПК.

Затем обрушился шквал прочих директив, которые позволили Орготделу плотнее взяться за пропагандистскую сеть; при этом Союз журналистов и ряд телерадиостанций были включены в номинальный номенклатурный реестр, что тем самым повысило их статус. Различные партийные органы, контролирующие профсоюзы, Коммунистический союз молодежи, а также Всекитайскую федерацию женщин, вновь заняли место в списке приоритетных позиций. Партячейки в правительственных департаментах, которые при Чжао Цзыяне были сокращены, а порой и вовсе упразднены, получили вторую жизнь и укрепили политическое ядро системы.

Одновременно был усилен режим секретности вокруг точного числа и наименования элитных должностей, подконтрольных Орготделу. Политолог Джон Берне из Гонконгского университета в начале 1990-х гг. составил номенклатурный реестр за 1990 г., воспользовавшись доступом к материалам министерства персонала, которое играет роль фасада Орготдела ЦК КПК. Хунь Чаню, еще одному ученому из того же университета, удалось раздобыть аналогичный перечень за 1998 г. хотя на сей раз по другим каналам, поскольку министерство персонала больше не публикует такую информацию. Возросшая секретность, отмечает доктор Чань, противоречит «стремлению к большей прозрачности и административной открытости», хотя именно это партия и провозглашала, например, когда Китай брал на себя соответствующие обязательства в 2001 г. при вступлении в ВТО. По оценкам доктора Бернса, в начале 1990-х гг. центр напрямую контролировал порядка 5 тыс. ключевых партийных и правительственных должностей. А вот доктор Чань вообще не стал давать оценок: по-видимому, усиленный режим секретности «подрезал ему крылья».

На первый взгляд Орготдел XXI столетия решительно отличается от подразделения службы госбезопасности, некогда задуманной в Яньани. В списке правил назначения на должности свыше семидесяти пунктов, словно это законопроект. Выдвижение привязано к стажу работы, уровню образования и к занятиям в партшколах, которые проводятся в обязательном порядке каждые пять лет. Чиновники на госслужбе, например, губернатор или мэр, оцениваются по внушительному перечню показателей, будто вышедших из-под пера менеджмент-консультанта. Экономический рост, инвестиции, качество воздуха и воды на вверенной территории, общественный порядок — все это теоретически учитывается при аттестации.

Орготдел обладает всеми атрибутами изощренного, транснационального «охотника за головами», в арсенале которого имеются психологические тесты, детекторы лжи и конфиденциальные собеседования с коллегами перспективных выдвиженцев. Увы, практическое внедрение этих правил — вещь куда более сложная. Те же самые предписания содержат достаточно большие лазейки, из-за которых аттестационные критерии порой вообще не действуют. К примеру, чиновники из категории «особо талантливые молодые кадры» могут пойти на повышение без учета стажа работы. «По большому счету, все зависит от того, заметили тебя или нет, — говорит один из консультантов Орготдела. — Научной системы не существует. Вот и выходит, что почти все получают одни и те же оценки, иначе невысокие результаты плохо скажутся на твоем начальнике».

Китайские вожди уже давно поделили между собой сферы влияния в промышленных секторах и министерствах. Премьер Ли Пэн, объявивший военное положение в 1989 г., длительное время был царем энергетической отрасли, где двое его детей доросли до высоких должностей. Чжу Жунцзи контролировал финансовый сектор, что и позволило ему сказать свое веское слово при назначении руководства китайских банков, а заодно и собственного сына, который стал высокооплачиваемым главой крупнейшего инвестиционного холдинга Китая. А Цзян Цзэминь властвовал над технологическим сектором, раздавая должности многочисленным лоялистам и позволив своему сыну стать ключевой фигурой в промышленности Шанхая в начале этого столетия. Более свежий пример: Цзэн Цинхун в паре с Чжоу Юнканом, членом Политбюро с 2007 г. и ответственным за законодательную работу и службу госбезопасности, были ключевыми игроками в так называемой нефтяной мафии, а также имели влияние при назначении на высшие должности в энергетическом секторе Китая.

Когда Политбюро решает сосредоточить внимание на том или ином вопросе, заявленные Пекином критерии могут играть очень серьезную роль. Директива Цзян Цзэминя по подавлению религиозного движения «Фалуньгун», которое в 1999 г. застало вождей врасплох своей сидячей демонстрацией у ворот Пекинского правительственного комплекса, встряхнула региональное партийное руководство. Получив приказ разогнать это движение и не дать его последователям вновь появляться с протестами в Пекине, муниципальные и провинциальные боссы пошли на жесткие меры, включая пытки и убийства, лишь бы выкорчевать «Фалуньгун» с корнем. Не так давно Политбюро взялось еще за один вопрос: повышение безопасности труда в горнодобывающей промышленности. Причем с таким рвением, что в 2009 г. город Линьфэнь в богатой углем провинции Шаньси на шесть месяцев остался без секретаря горкома: потенциальные кандидаты на эту должность никак не решались ее занять. Руководитель одного из местных уездов (этот уезд регулярно пропадает с космических снимков из-за чрезвычайного загрязнения атмосферы), сказал, что установка Пекина на предотвращение несчастных случаев на шахтах превратила работу провинциального чиновника в «крайне опасную профессию: если не проявлять осторожность, можно угодить за решетку или вовсе на кладбище».