* * *

195 Когда в 1938 году я написал эту работу, я, естественно, не знал, что двенадцать лет спустя христианская версия архетипа матери будет вознесена до уровня догматической истины. Христианская «Царица Небесная» стряхнула, очевидно, все свои олимпийские качества, кроме яркости, доброты и вечности; даже ее человеческое тело – аспект, наиболее подверженный грубому материальному искажению, – приобрело небесную нетленность. Тем не менее разнообразные аллегории Божией Матери сохранили некоторую связь с ее языческими прообразами в Исиде (Ио) и Семеле. Не только Исида и младенец Гор являются иконологическими образами, но и восхождение на Олимп Семелы, первоначально смертной матери Диониса, предвосхищают Вознесение Девы Марии. В дальнейшем сын Семелы, бог умирающий и возрождающийся, становится самым молодым из олимпийских богов. Сама Семела кажется земной богиней, точно так же как Дева Мария является землей, из которой родился Иисус. Если так, то для психолога естественно возникает вопрос: что произошло с характерной для образа матери связью с землей, тьмой, с той бездной внутри телесного человека, в которой коренятся его животные страсти и инстинктивная природа, а также связью с «материей» вообще? Провозглашение догмы приходится как раз на то время, когда достижения науки и технологии вкупе с рационалистическим и материалистическим мировоззрением грозят мгновенным уничтожением духовному и психическому наследию человека. В страхе и гипнотическом ужасе человечество вооружается, дабы однажды совершить чудовищное преступление. Легко могут возникнуть обстоятельства, когда водородную бомбу все же придется использовать, и тогда то, о чем страшно даже подумать, станет неизбежным как оправданная самозащита. Воцарение Божьей Матери в небе выглядит разительным контрастом по сравнению с этим катастрофическим вариантом развития событий; на самом деле ее Вознесение фактически было истолковано как умышленный контрудар по материалистическому доктринерству, который и вызвал бунт хтонических сил. Подобно тому, как появление Христа в свое время породило дьявола и противника Бога из того, кто вначале был Его сыном и обитал на небесах, так сейчас божественная фигура откололась от первоначального хтонического царства и оказалась в контрпозиции по отношению к высвобожденным титаническим силам земли и преисподней. Как Божья Матерь лишилась всех существенных качеств материальности, так и материя – души, и это в то время, когда физика вплотную приблизилась к открытиям, которые если не окончательно «дематериализируют» материю, то по крайней мере наделят ее собственными качествами и поднимут вопрос о ее связи с психикой. Подобно тому, как колоссальный прогресс науки привел вначале к преждевременному низложению разума и к равно опрометчивому обожествлению материи, тяга к научным знаниям позволит построить мост над огромной пропастью, разделяющей два Weltanschauungen. Психолог склонен видеть в догмате Вознесения символ, который, в некотором смысле, предвосхищает этот процесс. Для него связь с землей и материей является одним из неотъемлемых качеств архетипа матери. Когда обусловленный этим архетипом образ представляется вознесенным на небо, в царство духа, то это свидетельствует о союзе неба и земли, материи и духа. Естественные науки почти наверняка подойдут к этому с другой стороны: в самой материи они увидят эквивалент духа, но этот «дух» будет лишен всех (или по крайней мере большинства) своих качеств, подобно тому как земная материя была лишена своих специфических черт перед восхождением на небо. Тем не менее путь для союза двух принципов будет постепенно расчищен.

196 Вознесение является абсолютной противоположностью материализма. В этом конкретном смысле оно представляет собой контрудар, который не только не ослабляет напряжения между противоположностями, но и доводит его до крайности.

197 В символическом смысле, однако, Вознесение тела означает осознание и признание материи, отождествляемой со злом лишь в силу преимущественно «пневматической» тенденции в человеке. Сами по себе дух и материя нейтральны или, скорее, «utriusque сарах» – то есть способны к тому, что человек называет добром и злом. Хотя как названия они в высшей степени относительны, в их основе лежат абсолютно реальные противоположности, которые являются частью энергической структуры физического и психического миров и без которых невозможно никакое существование. Нет утверждения без отрицания. Вопреки или, наоборот, из-за крайней степени их противостояния друг другу ни одно не может без другого. Именно это сформулировано в классической китайской философии: янь (светлое, теплое, сухое, мужской принцип) содержит в себе семя инь (темное, холодное, сырое, женский принцип), и наоборот. Следовательно, в материи содержится семя духа, а в духе – семя материи. Давно известные явления «синхронии», которые теперь получили статистическое подтверждение благодаря экспериментам Райна[113], указывают, судя по всему, в этом направлении. «Психизация» материи ставит под вопрос абсолютную нематериальность духа, ибо предполагает некую субстанциональность. Догмат о Вознесении, провозглашенный в эпоху, отмеченную величайшей в истории политической ересью, представляет собой компенсаторный симптом, который отражает стремление науки к единообразной картине мира. В определенном смысле оба этих процесса предвосхитила алхимия в hieros gamos противоположностей, но только в символической форме. Тем не менее этот символ способен объединить гетерогенные или даже несоизмеримые факторы в единый образ. С упадком алхимии символическое единство духа и материи распалось, в результате чего современный человек утратил свои корни и оказался в чуждом ему мире, лишенном души.

198 Алхимик видел союз противоположностей в символе дерева. Отсюда неудивительно, что бессознательное современного человека, который больше не чувствует себя в мире как дома и не может основывать свое существование ни на прошлом, которое уже было, ни на будущем, которому только предстоит быть, должно вернуться к исходному символу космического древа, укорененного в этом мире и тянущегося ввысь, – древа, которое и есть сам человек. В истории символов это древо описывается как жизненный путь, врастание в то, что вечно и неизменно; то, что возникает из союза противоположностей и своим вечным присутствием делает этот союз возможным. Складывается впечатление, что только через переживание символической действительности человек, тщетно ищущий собственное «существование» и превращающий его в философию, может найти обратный путь в мир, в котором он не будет чужим.

Печатается по полному собранию сочинений К. Г. Юнга. том 9. «Архетипы и коллективное бессознательное», М.: Издательство АСТ, 2019 г. Серия «Философия Neoclassic»

Содержание ПОЛНОГО ИЗДАНИЯ

I. Архетипы коллективного бессознательного

II. Концепция коллективного бессознательного

1. Определение

2. Психологическое значение коллективного бессознательного

3. Метод доказательства

4. Пример