Неудивительно, что при таких хитросплетениях династические конфликты были повсеместны. Лисимах казнил своего сына Агафокла (284 г. до н. э.); правитель Кирены Магас пошел против своего единоутробного брата Птолемея II (274 г. до н. э.); Антиох I убил своего мятежного сына Селевка (267 г. до н. э.); Антиох Гиеракс боролся со своим братом Селевком II за трон и в течение недолгого времени правил частью Малой Азии (ок. 246–235 гг. до н. э.); а Филипп V распорядился о казни своего сына Деметрия (180 г. до н. э.), которого подозревал в сговоре с римлянами. На протяжении 40 лет Птолемеевское царство страдало от борьбы за власть между Птолемеем VIII и его сестрой Клеопатрой II (ок. 163–118 гг. до н. э.). В царстве Селевкидов с 161 до его конца в 163 году до н. э. непрерывно велась династическая борьба между различными ветвями правящего рода.

Во всех этих родовых конфликтах огромную роль играли женщины. По традиции, имевшей глубокие корни в племенных царствах Македонии и Эпира, жены царей имели большое влияние; они много ездили, обладали политическими, а подчас и военными навыками. Мать Александра Олимпиада была одним из действующих лиц войн диадохов; то же касается и Эвридики, жены царя Филиппа III Арридея. Так называемая война Лаодики (246–241 гг. до н. э.) демонстрирует степень политического влияния эллинистических цариц. Однако ни одна из этих цариц не сравнилась бы с Клеопатрой VII, последней правительницей эпохи эллинизма, которая интересовалась наукой и своими личными качествами очаровала двух величайших полководцев Рима.

Иногда в династическую борьбу включались и незаконные дети, прижитые царями от их любовниц. Некоторую роль в войне диадохов играл Геракл — предположительно, незаконнорожденный сын Александра от персидской аристократки Барсины. Другой бастард царского дома, незаконнорожденный сын Аттала II Аристоник, объявил себя царем, когда его единокровный брат Аттал III завещал свое царство Риму в 133 году до н. э., а внебрачные дети селевкидских царей имели большой вес в династических войнах II века до н. э.

С этим тесно связан феномен узурпации царской власти родственниками царей. В ограниченном масштабе ее совершил племянник царя Антигона Гоната Александр. Царь поручил ему командовать войсками в Коринфе, самым важным из македонских гарнизонов в Греции. Воспользовавшись ослаблением македонской власти в Южной Греции, Александр поднял мятеж и на непродолжительное время установил единоличную власть над Коринфом и Эвбеей. Молон, правивший «верхними сатрапиями» в государстве Селевкидов, восстал против Антиоха III из-за ненависти к его первому министру (223–220 гг. до н. э.). Тот же Антиох III столкнулся и с бунтом Ахея — его дальнего родственника, которому удалось объявить себя царем части Малой Азии (220–214 гг. до н. э.). Вероятно, эти узурпаторы намеревались править лишь теми землями, до которых могли дотянуться, но не всем царством Селевкидов.

Несмотря на эти вызовы, эллинистические правящие династии оказались более долговечными, нежели любая из римских. Антигониды правили непрерывно с 307 по 167 год до н. э., Атталиды — с 281 по 133 год до н. э., а Птолемеи — с 323 по 30 год до н. э. Даже растянутой во времени (150–63 гг. до н. э.) гибели Селевкидов предшествовал яркий период имперской политики (312–163 гг. до н. э.). Напротив, Антонины — династия римских императоров, не связанных кровным родством, — не продержались и столетия (96–192 гг. н. э.). Что объясняет эту долговечность эллинистических династий? Первым фактором являлось общее признание наследственной преемственности во всех ее юридических и социальных аспектах. Что еще более важно, лишь члены правящих семей, их близкие родственники и главные советники имели доступ к политике, ресурсам — деньгам и армии — и связям с военными командирами, наместниками, полисной знатью и, позднее, римскими сенаторами, без которых личную власть установить было невозможно. Следовательно, переход высших полномочий от одной семьи к другой мог случиться лишь в исключительных обстоятельствах: когда наместник, правивший слабо контролируемой и недостаточно защищенной территорией на периферии государства, отказывался подчиняться и создавал собственное царство, как было с Греко-Бактрийским царством в Иране и Афганистане; или когда смена власти была итогом внешнего вмешательства — как правило, римской интервенции. Кроме того, эллинистическим дворам успешно удавалось использовать целый набор средств для того, чтобы сделать их правление приемлемым для самых различных сил, вовлеченных в сложные взаимоотношения, — для армии, зависимых городов, коренного населения, жителей столиц и, в соответствующий период, для Рима.

Что бы вы делали, если бы на середине третьего десятка вам, обученному управлять царством, которое можно пройти поперек меньше чем за десять дней, выпало бы править империей, простирающейся от Балкан до Ирана на востоке и Египта на юге? Если успех не лишит вас рассудка, то вы адаптируете обнаруженную на месте административную систему, внеся в нее лишь столько изменений, сколько совершенно необходимо. Но что, если в покоренные земли вы приведете население, незнакомое с местными устоями и традициями? Установите ли вы их обычаи на завоеванных территориях или, напротив, включите переселенцев в существующие структуры их новой среды обитания? Таковы были два вызова, с которыми столкнулся Александр Великий, едва ступив на египетскую землю. Эти вызовы обострились после того, как он победил Дария III при Гавгамелах и воссел на трон ахеменидских царей в Сузах. Александр вынужден был отвечать на них и позднее, поселяя своих ветеранов на завоеванных землях во время своего похода далее на восток; он вновь столкнулся с ними в короткий период между своим возвращением из похода и преждевременной смертью.

Отвечая на первый вызов, Александр следовал здравому смыслу, используя существующую инфраструктуру. На протяжении двух столетий Ахемениды правили своей империей, пользуясь системой сатрапий и соединяя централизованную автократическую власть царя и его двора с децентрализацией определенных задач — набора в местное ополчение, поддержания закона и порядка, сбора подати — на провинциальном уровне. Другим традиционным авторитетом, который Александр не мог игнорировать, особенно в Египте, было жречество. Однако поселение ветеранов, сформировавшихся в политических, социальных и культурных традициях греческих полисов, было новым явлением как для Египта, так и для остальных земель обширной империи Александра. Для организации и управления новыми полисами Александр обратился к модели греческих колоний. Что касается осуществления раздела земли завоеванных территорий между солдатами, Александр и его преемники должны были следовать уже существовавшей македонской системе. Тем самым организация эллинистических царств и система управления ими уходили корнями во множество различных традиций и опирались на греческие и македонские институты наравне с местными обычаями; но всегда имелось место для новшеств.

Александр умер, не успев столкнуться с рутинным делом управления империей. Но его преемники не могли избежать этого; им приходилось решать административные задачи немедленно. Основные особенности этой системы управления, должно быть, сформировались уже к 300 году до н. э. Несмотря на множество важных различий, эллинистические царства были близки в том, что касалось положения царя, идеологии монархии и управления. К главным задачам относились поддержание военной организации и защита территории, финансовые дела и сбор подати, осуществление правосудия и поддержка святилищ.