— Так вот, граф! Здесь вы не угадали. Мне предложить вам нечего. Совсем. Невинности у меня нет! — чуть ли не выкрикнула она ему в лицо и в ту же секунду застыла, прижимая руку к губам и с ужасом смотря на него.

Разговор зашел слишком далеко. Это понимали оба.

Её слова подействовали на Торнтона как ушат ледяной воды и реакция была неожиданно яркой и злой. Слова сами сорвались с губ, ведя их обоих к краху.

— Так вот, граф! Здесь вы не угадали. Мне предложить вам нечего. Совсем. Невинности у меня нет! — и замерла, прикрыв рукой губы, словно хотела остановить слова, которые с них сорвались, попытаться вернуть всё назад.

Великие, если бы это было только возможно.

И реакция Торнтона, который до этого вальяжно расположился напротив, осматривая меня странным, опьяняющим взглядом, была очень резкой.

— Даже так, Белфор? — Его холодному тону могли позавидовать вечные снега Анагорских гор. — Я знал, что нормы морали и этики, которые отличают аристократию от обычных людей, вам чужды, но не думал, что вы дойдёте до такого.

— Вы не имеете право меня судить. Ивар мой жених.

А в ответ увидела, как заходили желваки.

— Гремзи? Кто бы сомневался. Вы считаете меня исчадьем бездны, Белфор? Но у даже у такого как я есть свои принципы, одним из которых является — никаких девственниц в собственной постели.

Я задрожала, тяжело сглотнув.

— Но ведь сейчас всё иначе, не так ли? — тихо закончил мужчина, смотря мне прямо в глаза.

И этот взгляд был как проклятье: резкий, ядовитый и прожигающий всё нутро.

— Что вы такое говорите…

— Я прощу долг вашего жениха в полторы тысячи золотых и подарю четыре с половиной за одну лишь ночь в моих покоях.

— Что? — я резко поднялась и отскочила в сторону, с ужасом смотря на него. — Вы с ума сошли?

Не шутка, не розыгрыш. Я видела это в его глазах. Граф был как никогда серьёзен, озвучивая свой приговор.

— Думаю, это самая щедрая оплата из возможных. Шесть тысяч за одну ночь, о которой никто не узнает. Не беспокойтесь, я умею хранить тайны. И не в моих интересах кому бы то ни было сообщать об этом.

— Нет.

— И ваш жених умрёт.

Я мотнула головой, пытаясь прояснить мысли, которые сейчас путались, накрывали волной друг на друга и смешивались в непонятную кучу.

— Это была ошибка прийти сюда, — ответила ему, стараясь, чтобы голос не дрожал. — Надо было сразу понять, что договориться с вами не получится.

— Надеетесь, что Селина вам поможет? — догадался Торнтон, даже не пытаясь меня остановить.

— Мне казалось, что вы не можете упасть в моих глазах еще ниже, чем сейчас. Я ошиблась, — направляясь к выходу, сказала ему я. — Но я ошиблась. Вы чудовище, граф Элкиз. Самое настоящее чудовище. Воспользоваться ситуацией и так поступить… Вы мне омерзительны.

Выйдя из его спальни, я некоторое время стояла, словно оглушенная, ничего не видя перед собой.

— Айола! — крик Делайн привёл меня в себя.

— Что? — я обернулась и взглянула на кузину.

— Наконец-то я тебя нашла… А что ты тут делаешь? — тут же подозрительно спросила девушка, бросив взгляд на дверь Торнтона.

— Стою. А что ты хотела?

— Герцогиню отправляют в Академию.

— Что? Как? Когда?

— Прямо сейчас. Прибыл герцог и они уезжают.

Я не стала её дослушивать, подхватив юбки, бросилась вниз по лестнице, а оттуда на улицу.

— Корвил?

Герцог нахмурившись смотрел, как его жену мягко и бережно сажают в карету.

— А, Айола, добрый день, — рассеяно ответил он, не отрывая взгляда от бледного лица жены. Выглядел Архольд не очень хорошо: взъерошенный, встревоженный и страшно обеспокоенный. — Мы срочно уезжаем в Академию, Сэм надо показать искрящим. Хотя она до сих пор сопротивляется. Мне совсем не нравится, как она выглядит.

— Да, вы совершенно правы, — кивнула я, поддерживая его решение, и тут вспомнила о своей проблеме. — Дерек, мне надо с вами срочно поговорить.

— Конечно-конечно, только давайте завтра. Мы опаздываем к порталу. Мне с трудом удалось найти свободное время. Сами понимаете, сейчас речь идёт на минуты.

— З-завтра? — переспросила я, чувствуя, как надежда серым пеплом осыпается в груди.

— Да, я прибуду утром, и мы с вами всё обязательно обсудим. А теперь прошу прощения, — он кивнул мне и поспешил к карете, не дав мне даже возможности возразить.

Я и не могла. У них свои проблемы и неприятности, я и не имела права нагружать их и что-то требовать.

Оставалась еще одна попытка.

Я вернулась домой, схватила сумку, перчатки и шляпку, после чего поспешила в банк, который находился недалеко от центральной площади.

— Денежные накопления мы вам сейчас выдадим, но вот с кредитом могут возникнуть проблемы. Сумма очень большая, госпожа Белфор, — произнёс молодой мужчина, стоя за стойкой администратора. — В данный момент у нас просто нет её в наличии. Необходимо заказывать и доставлять из хранилища. Плюс ко всему ваша заявка должна быть одобрена вышестоящими руководителями. А это занимает не менее трёх дней.

— Неужели ничего нельзя сделать? Хоть что-то? — взмолилась я. — Я согласна даже на самый высокий процент.

Он виновато покачал головой.

— Мне очень жаль, но это невозможно. День уже заканчивается, из начальства уже никого нет, а вы просите деньги на утро. Ещё такую крупную сумму денег.

— Я понимаю, но всё-таки…

— Мне очень жаль, — снова повторил администратор.

Не получилось. Деньги взять неоткуда. Если только не ограбить особняк Архольдов, заложив все ценные вещи, картины, предметы интерьера. Вот только на это я не была способна. Даже ради Ивара.

Вернувшись в особняк, я отказалась от ужина и сразу пошла к себе в покои, упала на кровать, рассматривая потолок и прижимая к груди сумочку, в которой тяжелели монеты.

Отказаться и оставить его. Бросить на милость судьбы и просто стоять в стороне?

А перед глазами возникла картинка мутной ледяной воды, злобные зверюги на берегу и тихий, но уверенный шёпот Ивара, убеждающий меня, что всё будет хорошо.

Когда-то он рискнул всем и помог мне выжить.

Жизнь за жизнь.

Торнтон ведь был совершенно прав. Я сама выбрала этот путь. Отошла от норм этики и морали, отринула всё то, чему меня учили с рождения, уступив и отдав в залог свою невинность. Залог того, что ничего не изменится, что я не передумала. И только тогда мне было позволено провести еще один год в княжестве, выхаживая больного отца.