и, подсадив меня на свою плечи, поднял бы высь, чтобы я смог зацепиться за ветку. А дальше я уже как-нибудь сам. А теперь жди этих, пока вернутся. Эх, сложно без Шараха, сложно, – подумал про себя Тадари.

Время шло, винный сок бродил, и друзья бродили по отдельности. Шарах жил как на иголках, находясь дома вздрагивал от малейшего шума. Ему всякий раз казалось, что Тадари кричит возле калитки: «Шарах! Шарах! О, Шарах!». Сложно без того, что было частью твоей жизни, лучшей частью. Но подходя к окну и видя, что зовут не его, зовет не Тадари, он, разочарованный, возвращался к своим делам. У Тадари дела обстояли еще хуже. Он часто пребывал в раздраженном, несвойственном ему состоянии. С Шарахом старался не видеться, хотя обида давно прошла. Причина – гордость, уж больно переживал, увидев друга забыть о случившемся и первым протянуть ему руку. Хотя очень этого хотел, но как так, он же кавказский мужчина, столько всего наговорил, как теперь от своих слов откажется.

Подобно дозаправке пустых баков гоночных болидов в пит-стопах, Шарахисты и Тадаристы разливали перебродивший виноградный сок на хранение и дозревание в глиняные кувшины. Работа по изготовлению вина была завершена, теперь оставалось полагаться лишь на себя и свое здоровье, как команды «Формулы-1» полагаются на мастерство своих пилотов в последних кругах. Чем только не смазывали желудки перед застольным сражением: пили сырые яйца, ели сливочное масло, утро начинали с чашечки меда и стакана айрана, а в обед – исключительно бульоны. Настрой у всех был серьезный, педаль газа у обеих команд касалась пола.

За день до назначенного мероприятия старейшина Джарназ Мукба собрался зайти в гости и к тем и к другим, выяснить, как идут дела. Давно остывший от ссоры Шарах сидел на бочке с вином как на бочке с порохом. Он тревожно выбирал амфору, в которую собирался залить вино, чтобы принести его на завтрашний стол. Он очень хотел взять свой любимый кувшин, но беспокоил его тот факт, что его ему подарил Тадари.

– Насколько тебе важна победа? – спросил мудрец. Шарах пожал плечами, не зная, что и ответить, но после подумал и сказал:

– Мы старались, делали вино, готовились, конечно, нам хочется победить, – неуверенно говорил хозяин дома.

– Вы выиграете! Я в этом не сомневаюсь. Но такой итог будет расколом в обществе нашего села. Мы поделимся на победителей и проигравших. Одни будут пытаться отыграться в следующий раз, другие – удержать результат. Твой лучший друг станет твоим вечным оппонентом. А все из-за чего? Из-за вина. Хотя мы все любим вино, на вкус и цвет товарища нет. И не важно, какое оно: мужское или женское, терпкое и сладкое, красное или белое. Главное, что его делали от души. И чем больше у нас будет ассортимент, тем лучше. Уважая вино других, ты повлияешь на то, чтобы уважали и твое вино, – не дожидаясь ответа, долгожитель вышел за порог и отправился в соседний дом.

Он был полон людьми. Тадаристы сидели во дворе и пели песни. По их светящимся в ночи глазам и шуткам-подколкам в адрес Шарахистов, можно было понять, что они готовы во всеоружии. Тадари располагался в центре, но всеобщую радость не разделял, улыбался лишь тогда, когда к нему обращались с вопросом: «Ора, почему ты такой грустный? Не переживай, завтра всех порвем!». Увидев Джарназа Мукба возле своей калитки, он поспешил встретить старейшину, чтобы пригласить его войти. Но долгожитель заходить не стал, сказав, что немного спешит.

– Ну как дела? Готовы? – спросил старший.

– Вроде готовы, – указал Тадари на людей во дворе, – хотя знаешь, душа болит, не могу я без Шараха. Что за детский сад мы на старости лет придумали. Столько узлов из одного случая на общей дружбе завязали, а как распутать – не знаю.

– Раз ты желаешь помириться, то почему бы не сделать первый шаг?

– Поймет ли меня мое окружение? Оно ведь меня поддерживает, – Тадари вновь указал на людей, сидящих во дворе.

– Не зря говорится, что Абхазия – Страны души. Все, что исходит здесь от души, до души доходит. Какая бы тут правда не была, ее всегда воспримут и поймут. Пускай не сразу, пускай через пять минут, пускай через пять лет. Вначале придет возмущение, но вскоре оно сменится осознанием и примирением. Не получается развязать узел, значит надо разрубить его. А острее прямого слова ничего нет: оно и ранить может и плетеные интриги уничтожить способно, – оставив Тадари наедине со своими мыслями, Джарназ Мукба ушел домой.

Последний круг, развязка близка, болиды выходят на финишную прямую. Болельщики затаив дыхание привстали со своих мест, чтобы лучше разглядеть, чем закончится гонка. Точно также привстали все собравшиеся на мероприятии, сидящие за противоположными столами, накрытыми в лучших традициях абхазского гостеприимства: горячая мамалыга с копченым и первым сыром, фасоль, алычевые и томатные подливы, вареное мясо быка, жаренная домашняя курица измазанная аджикой, форель, зелень свежая, соленья и много других блюд, не имеющих перевода на богатый русский язык. Располагались соревнующиеся в питье своих вин на таком расстоянии, что трудно было услышать, о чем говорят за соседним столом. Посередине сидел старец Джарназ Мукба, который, по сути, был судьей и тамадой. Обе команды собирались выжать максимум: положить стрелку спидометра, выпив по пятьдесят и шестьдесят стаканов. Долгожителю разрешили пить по возможности. Шарахисты и Тадаристы разместили перед Джарназом Мукба по одному сосуду с вином собственного производства, предоставив старейшине выбор. В отличие от обычного глиняного кувшина, Шарах принес напиток в красивой амфоре, которую ему когда то дарил Тадари. Джарназ Мукба долго не думая указал на нее и велел налить. Спорткар экипажа Шарахистов вышел на полкорпуса вперед, чему они непременно обрадовались, дружно улыбнувшись. Тадаристы занервничали. Но старший быстро успокоил их, распорядившись наполнить ему второй стакан, на сей раз из их кувшина. Теперь глаза заблестели у Тадаристов. За пару десятков стаканов до финиша автомобили выровнялись, и нос к носу устремились к ленточке.

      Тамада встал и впервые за свои сто девятнадцать лет начал произносить тост, держа в руках два стакана одновременно:

– Всевышний! Благодарю тебя за все прелести, которыми ты наградил нашу землю. За то богатство, которое ты послал на наш стол, за тот дивный, бархатный, теплый и в тоже время прохладный осенний вечер. За возможность собраться и порадоваться жизни. Даря землю нам, ты желал, чтобы она стала нашим общим пристанищем, и мы, живя на ней, были единым народом. Зачастую ты напоминал нам о необходимости единства в тяжелые