Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Не то чтобы не нравишься… Ты привлекательный. В других обстоятельствах я бы подумала насчет кино, вина и секса… Да, ты сексуальный, у тебя симпатичное тело, и если всерьез задуматься о том, какая у тебя на вкус кожа, и как твои руки меня обнимают, как ты целуешь мне шею и грудь… Наверное, у тебя нежные губы…
– Стоп! – возопил Андрей. – Это просто секс по телефону! Ты что?
– Да просто прикидываю, – усмехнулась она. – Но я сказала – нет!
– Почему?!
– Ты мой брат.
– Что?!
– Шутка, – Глаша поднялась с дивана. – Идем!
Она попросила Андрея одеться попроще. На метро они добрались до Волгоградского проспекта, а там Глаша увела его в переулок и показала дыру в заборе.
– Полезай, – сказала она.
– Мы что, идем на завод? – рассмеялся Андрей. – Это шутка?
– Да какие уж тут шутки, – мрачно ответила Глаша. – Да расслабься ты! – прикрикнула она. – Тебе понравится.
Они пролезли в дыру и очутились в мистической зоне, где, казалось, даже у мертвых станков были призраки. Большие здания с выбитыми стеклами; дома, у которых нет стен; ржавчина, ярко-зеленые лужи, забытые кем-то когда-то ботинки… Если бы Сальвадор Дали был человечным роботом из рассказов Азимова, он рисовал бы именно такие картины.
Глаша вела Андрея по комнатам, где кучами валялась одежда, по жутковатым коридорам, где все еще висели плакаты и доски с объявлениями, по лестницам, на которых успели вырасти деревья… А потом они оказались на крыше, где находились стекляные домики, парники.
– И что? – поинтересовался Андрей.
Даша привела его к одному из домиков, открыла дверь, и Андрей увидел комнатку, пол которой устилал ковер, на ковре валялись подушки, а еще там были CD-плеер, ящик с вином и недопитая бутылка текилы.
– Господи, что это? – пробормотал Панов.
– Это приют, – пояснила Глаша и развалилась на подушках.
– Кошачий? – хохотнул Андрей.
Глаша ничего не ответила – просто включила плеер, и «приют» заполнил хриплый голос Луи Армстронга.
– Ты находишься в месте, которого не должно быть. Мы на заброшенном заводе, в стеклянном доме, где никто нас не найдет, потому что не догадается, что это может быть в реальности. Оно отличается от всего, что ты видел в своей жизни. Так воспользуйся этим. Подумай о том, о чем никогда не думал. Посмотри на мир по-другому. Выпей текилы, – Глаша протянула ему бутылку.
Андрей глотнул. И откинулся на подушки. Он смотрел на небо, от которого его отделяла треугольная стеклянная крыша, поглядывал на Глашу, лицо которой в свете горевшей свечи казалось ему необыкновенно красивым и одухотворенным, посматривал на собственное отражение в окне и ощущал необыкновенную свободу – свободу человека, который наконец-то стал самим собой.
Это было странно – пить текилу молча, без движения, и опьянение казалось почти наркотическим. Он видел закат, видел рассвет, а потом заснул и очнулся в полдень. Кто-то накрыл приют брезентом от солнечных лучей – и это был не Андрей.
Он открыл глаза, вышел из стеклянного домика и едва не завопил от ужаса – на крыше загорал мужчина лет сорока – лысый, здоровый, голый по пояс и босой.
– Ты кто? – спросил мужчина.
– Андрей.
– Слава, – мужчина протянул руку. – Не стал тебя будить.
– А вы… давно здесь? – поинтересовался Андрей.
– Часов в девять приехал.
– Вы Глашу видели?
– Глашу? – обрадовался тот. – Нет. А жаль. Наверное, она рано ушла. Есть хочешь?
Мужчина зашел в домик и вернулся с пакетом из «Макдоналдса». Отсюда, с крыши, был виден мост, дорога и вереницы машин, тянувшиеся во всех направлениях.
– И что, Андрей, нравится тебе твоя работа? – спросил Слава.
– А почему ты спрашиваешь? – насторожился Андрей.
– Да потому что сюда просто так люди не приходят.
– Сюда? – Андрей указал подбородком на домик-приют.
Слава утвердительно кивнул.
– Приходят, когда надо принять решение. А точнее, их сюда приводят.
Андрей подумал.
– Не понимаю, – ответил он.
– Да я и сам не понимаю, – улыбнулся Слава. – Вот смотри, я раньше был нефтетрейдером. Такая профессия… Большие бабки, конечно, заводят, но это, знаешь, как наркота – однажды просыпаешься в собственной блевотине и если хватает сил удивиться, что еще не помер – и на том спасибо. Познакомился с Глашей, она меня сюда привела, и я кое-что начал понимать. И что в итоге? Я бросил работу, открыл свое дело. У меня мотоклуб – продаю байки, снегоходы, квадроциклы. И еще у меня концертный зал и роллердром. Все в одном ангаре, на Ярославке. Арендовал цех на пятьдесят лет и кайфую.
– Ты – Слава Якут? – подпрыгнул Андрей. – Так я же тебя знаю! Тебя все знают!
– Я польщен, – улыбнулся Слава.
– Не, я не понял, вы что, здесь решили изменить свою жизнь? – разволновался Андрей.
– Ага, – кивнул Якут. – Место силы. Место, где можно отвлечься от самого себя.
– Ничего себе…
Андрей задумался. Хотелось вымыться, переодеться, почистить зубы. Но уходить не хотелось.
– Давай, домой пора. Здесь не стоит надолго задерживаться, – посоветовал Слава.
Андрей даже не стал спрашивать, почему. Собрался и ушел. На прощание Слава Якут оставил номер телефона и сказал:
– Позвони, когда уволишься.
Панов не стал задавать вопросы: всяческие «почему ты так думаешь?», «с какой стати?» были лишними, пошлыми и совершенно бессмысленными.
Андрей нашел машину, сел за руль, а когда вышел у себя в Сокольниках, удивился новым переживаниям. Он шел к подъезду, смотрел на людей, и, казалось, он знает то, чего не знают они. И дело не в странном приюте на крыше заброшенного цеха, а в чем-то более масштабном, в целой вселенной новых ощущений.
Он знал, что не нравится прохожим – от него несло перегаром, одежда измялась и запачкалась, но, как ни странно, Андрею и не хотелось нравиться. Он чувствовал, что эти его новые знания дают ему право не нуждаться в мимолетной симпатии первых встречных. Любят ли его, ненавидят – он заслужил честь быть самим собой.
Настя работала в «Деметре» три дня.
Понедельник
Выяснилось, что Екатерина Дроздова общается только с менеджером по продажам, высокой блондинкой с прической «конский хвост», любительницей ботфортов на садомазохистских шпильках, и рекламщицей, которая предпочитает укладку «бабетта» и наряды расцветки «зебра».
Вместе девицы обедают в итальянском ресторане, где самые дорогие в округе бизнес-ланчи.