Пальцы скользили по шелковым прядям русых волос, покоившимся на её хрупком плече. Я наблюдал за стрелкой настенных часов, раз за разом проходящей круг на циферблате и думал, когда умудрился пропустить момент.

Она стала мне дорога. Но когда это произошло?

Может там, в сауне, когда отдала мне свою невинность. Или после, когда впервые выступила переводчицей на переговорах. А может, когда мы сделали это снова, в машине. Я не знал, в какой момент… Но произошло.

Она стала мне дорога. Настолько, что готов был провалить многомиллионную сделку, лишь бы отомстить за оскорбления, нанесенные моей девочке.

И провалил.

Улыбнулся, вспомнив перекосившееся лицо отца. Вены на шее вздулись, глаза сощурены, выбритые щеки раскраснелись от гнева.

— Макс, ты хотя бы понимаешь, что сделал? — он не кричал, напротив. Говорил сдавленным шепотом.

Удивительно, что нас не заставили покинуть отель. Жан даже не растерялся, когда я сдернул его со стула, стиснув лацканы пиджака. Словно ждал этого момента, сам нарывался. Затащив его в туалет, я пару раз съездил по его наглой французской роже, потом вернулся за стол и застал отца в одиночестве. Я должен найти Лику и успокоить. Но прежде надо объяснить все отцу. Наверно глупо, но я боялся за его здоровье.

— Ты провалил сделку стоимостью в пол миллиарда, ради какой-то…

— Хватит.

Я не впервые повысил голос на отца, но в этот раз он резко замолчал, пристальнее на меня посмотрев. И все понял.

Устало вздохнув, он провел по лицу рукой, сгоняя с него ненужные эмоции.

— Ты же понимаешь, что за эту ошибку придется расплачиваться не только тебе? Мы больше полугода планировали эту сделку. Каждый сотрудник, принявший участие в подготовке вправе рассчитывать на премию по случаю удачного исхода. И все труды, все планы и усилия были перечеркнуты тобой в один миг. И из-за чего? Из-за смазливого личика секретарши!

— Отец…

Оборвал его тираду, но тот еще не все сказал. Было видно, как он старается сдержать гнев, усмирить ярость, но попытки неудачны: движения резки и безотчетны, голос подрагивает, глаза, мечут молнии.

— Ты хотя бы не забыл о данном тобой обещании? Его нельзя нарушить. Все уже готово. Ты же не хочешь сказать, что передумал? Что станет с…

— Я люблю её…

Рука, гладившая волосы дрогнула и замерла. Лика подняла голову и взглянула на меня своими кошачьими глазами. Моя.

— Почему ты улыбаешься, что, выиграл миллион в лотерею? — маленькая снова прикрыла глаза и улеглась удобнее, теснее прижавшись к моему плечу.

Лучше, девочка. Гораздо лучше.

Говорят, счастье — это момент, когда хочется находиться именно здесь и сейчас. Здесь и сейчас. Я зажмурился. Здесь. Сейчас. Она будет моей.

— Лика.

Она подняла голову и оперлась подбородком о мою грудь, подложив маленькую ладошку.

Я люблю тебя.

Она молчала, но глаза стали серьезнее, взор взволнованнее, дыхание чаще.

Взгляд из под ресниц, и легкое поглаживание пальцами по щеке.

— Ты красивая.

Не сейчас. Позже. Сначала надо уладить вопрос с…

— Ты красивый.

Мне показалось, или она побила меня моим же оружием?

Иди сюда.

Притянул девочку ближе, коснулся губ. Еще. Настойчивее. Печать. Клеймо. Она моя. И я её.

Пальцы вдоль позвоночника, молния в стороны. Нетерпеливые руки на груди, пуговицы по полу — так быстрее, проще. Она мне необходима, как воздух, как дыхание.

В унисон, вместе, плавное движение. Толчок. Затуманенный взгляд, озверевший разум. Сильнее. Пальцы крепче, выпады жестче. Нежная рука на спинке кровати, простынь в комок. Хриплый стон. Заглушил. Еще один.

Да, девочка, я тоже скоро.

Стиснул до боли, вскрикнула, выгнулась, приникла. Замерла.

Удары сердца в ушах, в горле. Грудь вздымается, дыхание щекочет кожу.

Сжал. Хочу раствориться. Чтобы навсегда. Она это я. И я в ней.

Взгляд в глаза. И то, что раньше не мог, сказал.

И она.

Жаль, что на таблетках…

Взгляд из под ресниц, и легкое поглаживание пальцами по щеке.

Говорят, счастье — это момент, когда хочется находиться именно здесь и сейчас. Здесь и сейчас. Я зажмурился. Здесь. Сейчас.

Малиновская разгладила несуществующие складки на талии своего кремового платья и обернулась ко мне.

— Лика, да ты вся светишься! Неужели нашелся тот волшебник, что сделал тебя счастливой?

Я опустила голову, чтобы скрыть рвущуюся наружу улыбку. Она меня поймала. Неужели выдал мой мечтательный взгляд. Мурашки по коже от воспоминаний о минувшей поездке. Впервые в жизни чувствую себя такой. Окрыленной.

Максим стал для меня как воздух. Хочется каждую секунду вдыхать его запах, растворяться в этих нежных, настойчивых прикосновениях, ловить его горячее дыхание губами. Пришлось тряхнуть головой, чтобы отвлечься от будоражащих кровь воспоминаний.

— Ты попала… — голос подруги вынес мне и без того ясный как день приговор. Сама знаю.

— А ты? — попыталась переключить внимание на неё. — Слишком уж глазки блестят. Неужели и ты туда же?

Арина опустила глаза, затем подняла взгляд и заговорщическим шепотом проболталась.

— Я беременна.

У меня даже рот приоткрылся от удивления.

— Серьезно? Господи, это такое счастье! Поздравляю!

Бросилась в объятия подруги и стиснула так, что послышался хруст.

— Эй, полегче, а то переломишь позвоночник, и я не смогу ходить.

— Пусть носит на руках! Ты этого достойна!

Блондинка вздохнула и мечтательно пропела.

— Носит. Поверь мне, — она открыто заглянула в глаза и на одном дыхании выпалила. — Бывало с тобой такое: кажется, знаешь человека сто лет, а он открывается для тебя с новой стороны? И ты понимаешь, что совсем его не знал. И крышу рвет, и готов кричать от счастья, что рядом он. Вроде бы родной, и в то же время незнакомец.

— Не уверена, что такое бывало, но думаю, испытать подобное — потрясающе! — На секунду задумалась. — А он знает?

Арина закусила губу и опустила глаза.

— Я не говорила ему. У нас не совсем типичная ситуация. Все сложно. Но, как только удастся, я обязательно скажу.

Я стиснула плечи подруги руками и заглянула в смущенное лицо.

— Не тяни. Он должен знать — ведь это самая большая радость — любить и быть любимым. И знать, что ваша любовь стала началом чего-то необыкновенного. Новой жизни. Ариш, ты станешь мамой, это такое счастье!