Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Маша вошла в столовую и увидела брата и Климова. Оба были странно молчаливы и лишь кивнули в ответ на ее приветствие.
– Какой сегодня теплый вечер! – заметила Маша.
Ее реплика повисла в воздухе. Чувствуя общее напряжение и желая его разрядить, Маша продолжила:
– Вот и лето закончилось!
Однако комментариев ни от Андрея, ни от Климова опять не последовало – разговор определенно не клеился.
– Да что с вами? – не выдержала Маша. – Никита, ты сам на себя не похож!
– Я заразился унынием от твоего брата, – хмыкнул Климов, – эта зараза пристала ко мне, как детская свинка.
Андрей собрал свои бумаги и сказал, что уходит работать.
Глядя ему вслед, Климов с грустью заметил, что у друга потерянный вид.
Маша присела на диван, надкусила зеленое яблоко.
– Как жизнь, Маруся? – поинтересовался Климов.
Маша вздохнула.
– Ходила сейчас на станцию… Знаешь, Никита, я теперь часто хожу на вокзал. Стою, смотрю – вечерний перрон, поезда, колеса стучат, кто-то прощается, уезжает… И так хочется взять билет в один конец, вскочить в поезд, уезжающий в неизвестном направлении, и…
– Никогда сюда не возвращаться?
– Да! И никогда не возвращаться. Не очень оригинальные мысли, правда?
– Пожалуй, – согласился Климов. – Как в театре?
– Репетирую. Выпускаем современную пьесу. У меня главная роль. Текст занятный. Вроде все хорошо, но… Мне кажется, я способна на большее! Я жду необыкновенной роли. Самой важной!
– Что непременно изменит твою жизнь и для компании – будущее тысяч зрителей?
– Представь себе! Я бы с радостью сыграла чеховскую героиню! Какую-нибудь барышню, которая сто лет назад так же ждала чего-то, мечтала!
– Была такой же тонкой и нежной, как ты, Маруся! И так же обманывалась в своих ожиданиях?!
– Удивительно, но с тех пор мало что изменилось!
– Разумеется, тонкие и поэтические натуры существуют во все времена, и не суть, путешествуют ли они в средневековой повозке или мечтают о невозможном в троллейбусе пятого маршрута.
– Ха! И такие законченные циники, как ты, тоже небось встречаются во все времена!
– Не сомневаюсь! Да, Маруся, мало что меняется в этом лучшем из миров, разве что ландшафты к нашему времени стали гаже. В отдельных точках. Из моего окна, к примеру, открывается изумительный вид на десяток однотипных высоток, что, согласись, меньше настраивает на лирический лад. Да и живу я возле станции метро, которая, страшно сказать, называется «Дыбенко». Хуже может быть только Кошкодавленко, как говорил твой любимый Чехов: «Неплохая фамилия для матроса!»
Маша включила магнитолу. Зазвучал старенький фокстрот. Климов пригласил Машу танцевать. Они медленно кружились в танце.
Маша пожаловалась, не сбиваясь с такта:
– Представляешь, Ник, в восемнадцать лет мне казалось, что я переверну мир, пересеку планету вдоль и поперек, напишу роман, открою новый химический элемент, слетаю в космос, станцую на Луне, стану великой актрисой и оскаровским лауреатом, черт побери! А сейчас у меня ощущение, что жизнь проходит мимо и ничего, ничегошеньки не сбылось!
– В самом деле, ужасно, Маруся! Ах, какой хороший фокстрот, я, признаться, люблю ретро! У тебя конфликт между vita contempia, жизнью созерцательной, и vita activa, жизнью деятельной. Несоответствие желаемого действительности – проблема!
Полина, уже какое-то время стоявшая в дверях и наблюдавшая за ними, насмешливо произнесла:
– Ты забыл!
Танцующие остановились. Климов, радостно улыбаясь, подошел к Полине:
– Что забыл?
Она усмехнулась:
– Важно надуть щеки, господин философ!
Маша радостно бросилась на шею сестре.
* * *
Татьяна вдохновенно улыбнулась:
– Как хорошо, что мы решили собраться вместе! Проводим лето, попьем чаю с бабушкиными пирогами!
Раздался стук в дверь. На пороге возник смущенный Лопатин. Переминаясь с ноги на ногу, он признался, что случайно проходил мимо и решил зайти в гости к Басмановым – угостить их шампанским. Лопатин, щедрая душа, на пустяки не разменивался – шампанское принес самое лучшее, притом несколько бутылок.
Маша не преминула поддеть соседа, ехидно спросив:
– Значит, Виктор, ты просто «проходил мимо» и совершенно случайно прихватил с собой шампанское?!
С некоторых пор и самой Маше, и всем остальным стало ясно, что Лопатин приходит в их дом главным образом из-за нее. Влюбленность соседа девушка находила забавной, хотя никоим образом ухаживания Виктора не поощряла.
– Ого! Шампанское-то французское! Лопатин, вы нас балуете! – заметила Полина.
Тот засмущался и уселся в кресло у камина. Его присутствие на их семейных вечерах никого из Басмановых не напрягало. По сути, Лопатин был этакой громоздкой молчаливой мебелью – сидел себе тихо, иногда вставлял вполне нейтральные реплики, никому не мешая.
– За что пьем? – спросила Татьяна. – За уходящее лето?
Предложенный тост поддержали и шампанское оценили по достоинству.
– Грустно провожать лето! – вздохнула Маша. – И так не хочется возвращаться в город, где еще долгое время будешь тосковать по вольной летней жизни… Ах, как я не люблю этот унылый осенний Петербург с его тоской и дождями, метро и толпами вечно спешащих людей. Знаете, осенью я всегда словно умираю – мне не хватает солнца!
– В самые тоскливые осенние вечера мы будем вспоминать наше лето и этот дом, – улыбнулась Татьяна.
Она попросила Климова сходить за водой, и тот ушел. Татьяна, достав колоду карт, принялась сосредоточенно раскладывать пасьянс. В последнее время это стало ее любимым занятием. Короли, дамы ложились веером, образуя причудливые комбинации, понятные лишь Татьяне.
– Тань, – подала голос Полина, – твой пасьянс хотя бы теоретически может сложиться?
Татьяна вздохнула, и на скатерть упал очередной король.
– Кто знает?! Возможно, когда-нибудь…
Полина, достав из вазы гроздь винограда, задумчиво сказала:
– Стою, как Илья Муромец на распутье: налево пойдешь – коня потеряешь, направо пойдешь – смерть найдешь. Я жду кого-то, кто придет, возьмет за руку, поведет за собой и все за меня решит. Скажет: «Тебе не надо ни о чем беспокоиться, все уже решено!» Я поверю ему и успокоюсь!
Климов, возникший на пороге, успел услышать последнюю фразу. Поставив ведро с водой на пол, он улыбнулся.
– Теперь, сударыня, я знаю ваши сокровенные тайны!
Полина нервно теребила виноградную гроздь.