– Здравствуйте, я к Алисе… – тоже улыбнулась ей Надежда.

– Ой, а ее же дома нет! Да вы проходите, проходите, она вот-вот подойти должна. Идите на кухню, я как раз чай села пить! – обрадованно затараторила женщина. – Проходите сюда… забыла, как вас зовут?..

– Меня зовут Надежда.

– Ну да! Правильно, Надежда! Вы ведь Алисочкина приятельница, да? Вы знаете, всех Алисиных подружек перезабыла, когда она от меня уехала! Теперь неловко так… Целый год прожила тут одна, одичала совсем.

– А Алиса, значит, теперь снова с вами живет?

– Ну да… – вздохнула горестно женщина. – Со мной… Пока папину квартиру на себя не оформит, тут будет жить. Она бы и сейчас там осталась, да опечатали ее, квартиру-то. А папу убили. Такое вот у нас горе. Похоронили недавно… Да вы, наверное, и сами все знаете.

– Да, знаю. Примите мои соболезнования. Значит, это ваш папа был?..

На чистенькой светлой кухне она села за стол, приняла от хозяйки чашку с чаем. Что ж, героиня детективов Даша Васильева тоже с фигурантами всегда чаи распивает. И ничего тут плохого нет. Подумаешь, чай. Нормальные человеческие отношения. Так и должно быть, наверное.

– Говорят, его наркоманы убили какие-то. А сначала – ужас! – на Сашечку подумали, на Алисиного мужа. Папа мой странным, конечно, человеком был, не все с ним умели ладить, но чтоб убить… Тем более Сашечку он очень уважал! Можно сказать, только из-за него и пустил их к себе пожить. Да и то – что ему в такой большой квартире одному-то?

– А как она у него оказалась, эта квартира? – успела вставить свой вопрос в короткую паузу Надежда.

– Ой, вы разве не знаете эту историю?

– Нет, не знаю…

– Ну как же! Об этом даже в газетах писали десять лет назад. Хотя да, вы десять лет назад газет не читали, наверное. Ему немцы эту квартиру купили.

– Какие немцы? – настороженно подняла на женщину глаза Надежда. Господи, и эта тоже про немцев.

– Понимаете, мой папа, он всю жизнь был такой… необычный очень. Всегда за какую-то особую правду боролся, за справедливость, за истину… Ой, сколько у нас с мамой из-за этого неприятностей было! Он медик был, папа наш. Фельдшер. Медицинский техникум как раз перед войной окончил. Потом всю войну прошел, от звонка до звонка. А после войны направили его в Сибирь, в больничку поселковую, на лесозаготовки. Туда, где пленных немцев целыми лагерями держали. Папа рассказывал, как их даже в самые лютые морозы на работу гнали. Оно и правильно, конечно, по тем временам было. А папа в больничке офицерский состав лечил, ну и семьи их, конечно. И местных жителей тоже. А ночами тайком к пленным немцам бегал, болячки им обрабатывал, которые от обморожения образуются, лекарства давал всякие. Не было особо тогда лекарств-то. Да чего там – тогда даже и йод с бинтами в дефиците был. И своим не хватало, какие уж тут пленные. А папа считал, что раз он медик, для него все люди одинаковы. Страдают-то они одинаково! Человек, мол, что русский, что немецкий – для медика все равно человек. И такой он во всем был, всю свою жизнь на твердых этих принципах стоял.

– А если бы узнали? Что тогда? – тихо спросила Надежда, завороженная рассказом своей собеседницы. – Вот если бы поймали его с этим йодом да бинтами?

– Ой, что вы! Расстреляли бы на месте! И даже разбирать бы не стали никакие такие принципы! Что вы…

– Значит, он жизнью своей ради пленных немцев рисковал?

– Не ради немцев, а ради больных людей, говорю же вам! Для него все они были люди! Он, кстати, много пленных так вот от гибели спас. Я уж не знаю, каким таким образом, в истории не сильна, но некоторым даже удалось потом из этих лагерей домой вернуться. Отец уж и забыл напрочь об этой сибирской истории, как вдруг десять лет назад вот в этой самой квартире звонок раздался. Я дверь открыла, смотрю, люди какие-то странные стоят, не по-нашему лопочут. Потом один, который помоложе, выступил вперед, спросил по-русски, здесь ли герр Макарофф проживает. А нас тогда здесь ютилось – как сельдей в бочке! И я с мужем, и папа, и Алиска, и сестренка моя тоже с мужем да с ребенком.

Папа к ним вышел – ничего понять не может! Они, эти немцы спасенные, оказывается, его сами разыскали да приехали с благодарностями. Правда, из бывших пленных там двое старичков всего было, остальные все молодые, дети да внуки тех самых, которым отец йод да бинты тайком таскал. Поглядели они, видно, на наши условия да и купили отцу хорошую квартиру. Тоже из благодарности, значит. Уж как он отказывался! Кое-как мы его только уговорили. Потом все же переехал туда, чтоб молодым не мешать… Мы, правда, если по-честному, схитрить с сестрой хотели, разменять ту немецкую квартиру на две, да он не дал. Тоже из принципа. Раз, говорит, мне купили, я там и жить должен. Иначе обман получается. Мы уговаривали – он ни в какую. Ужас как уперся. Представляете, как нам с сестрой обидно было? Вот такой он и был во всем, мой папа.

Всхлипнув тихонько, будто приличия ради, она утерла пальчиком слезу из уголка глаза, тут же улыбнулась и подвинула Надежде вазочку с вареньем:

– А вы пейте чай, пейте! Может, вам горяченького подлить?

– Нет, спасибо. А Алиса что, тоже очень хотела дедову квартиру? Для нее он тоже ее менять не хотел?

– Да он Алиску, знаете, вообще как-то не жаловал. А почему – не знаю. Внучка ведь она ему! Хотя она у меня девушка такая – слова за просто так из себя не выпустит. И сейчас вот молчит, молчит все… Я уж и так с ней, и этак! Думаю, она переживает из-за мужа, из-за Сашечки… Да и он тоже хорош! Обиделся он, видите ли! С дедом на пару! А что, что она такого сделала-то? Для него же и старалась, чтоб достаток в семье был… Да она с этого Саши, между прочим, пылинки сдувала! Такая была пара красивая! А он…

– А что она такое сделала-то?

– Да я ж говорю – ничего особенного! Когда они с Сашей к деду переехали, нашла в его документах адреса тех немцев, что к нему приезжали, да и написала им всем письма. И ничего такого особенного в тех письмах тоже не было, голая правда одна. Что живет, мол, ваш спаситель бедно очень, хоть и в хорошей квартире, вами купленной, что пенсия у него крохотная, что лекарства дорогие… Вам, мол, носил их тогда, жизнью рискуя, а себе теперь купить не может. Все, все ведь правда это! Ну, и номер счета своего в банке сообщила. Единственную только неправду и написала, что это дедов счет…

– Ну да. Единственную, но зато какую! – тихо пробормотала себе под нос Надежда.

– Что вы говорите?

– Да ничего, это я так… И что потом? Немцы начали деньги присылать?

– Ну да… А что в этом такого? Она ж не на себя одну тратила! Она ж и деда хорошо кормила, и Сашу с иголочки одевала. Даже лучше, чем себя, между прочим! Он еще все удивлялся, что жена так много зарабатывает.

– А потом что было?

– А потом деду письмо пришло. Немцы, они же дотошные! Один нашелся такой зануда и решил проверить, все ли его деньги поступили на отцовский счет… А у него никакого такого счета и отродясь не бывало! Ну, папа тоже правдолюбец еще тот был, быстренько всю правду раскопал. Кричал на Алиску так, что весь дом переполошил. И даже палкой замахивался. Пришлось ей съехать, конечно. Да еще и Саша чего-то задурил… Не буду, говорит, с тобой больше жить, и все. А вы как думаете, может, у него просто другая появилась?