Она больше никому и никогда не отдаст своего счастья. Она сейчас крепко возьмет его за руку и никому не отдаст. Потому что это только ее счастье. Вернее, ее и Сашино. И пусть будет впереди то, что будет. Кто бы сейчас в квартире ее ни ждал. Витя ли, мама ли – все равно.

Не отпуская Сашиной руки, она достала ключи из кармана ветровки, открыла быстро дверь.

В прихожей тоже горел свет, из комнаты доносилось глухое бормотание телевизора. Тут же взгляд ее упал на сваленные в углу прихожей огромные чемоданы. Конечно же, она их узнала – это были Витины чемоданы, с которыми он уходил от нее в тот вечер. Боже, это что же – и впрямь месяца с тех пор не прошло?

Скинув туфли, она прошла в комнату, по-прежнему держа Сашу за руку. Витя мирно спал в кресле перед телевизором, сложив крепкие мускулистые ноги на журнальный столик. На самом краю стола примостились и грязные тарелки одна в одной. Отчего-то неприятно покоробил вид этих грязных тарелок, как давеча покоробили потные залысины на лбу мужа. Нет, нет, больше не надо ей этого. Ни за что, никогда.

– Витя! Проснись, Витя! – затрясла она его за плечо. – В чем дело? Почему ты вернулся?

– Ой, привет… Я что, заснул? Где ты так долго ходишь, Надежда? Час ночи, а тебя нет.

– Вить, почему ты здесь? Что-нибудь случилось?

– Ничего не случилось. А что вообще должно случиться? Ты моя жена, здесь мой дом, и я имею право в любое время.

– Нет, Витя, не имеешь. Ни прав у тебя нету, ни времени. Уходи. Ты же от меня ушел, насколько я поняла? Вот и уходи.

– Так. Ладно. Потом поговорим. Посмотрим, как ты запоешь.

Витя набычился грозно, перевел взгляд на стоящего рядом с Надеждой Сашу, запахнул на голых ногах полы полосатого махрового халата. Потом произнес медленно, со злобным придыханием:

– Все, парень, уходи. Попользовался моей бабой и вали отсюда. Чего тебе еще? Алиби она тебе предоставила, и хватит с тебя. Скажи спасибо, что за решетку не угодил. Иди отсюда, парень. Не видишь, тут муж с женой разбирается?

– Да ладно тебе, Вить, – спокойно и устало, даже равнодушно как-то проговорила Надежда. – Не будет у тебя с женой никаких разборок. Хватит. Это тебе придется отсюда уйти, потому что не люблю я тебя. Да и ты тоже… А он никуда не пойдет. И насчет алиби ты не прав. Это не я его спасла, это он меня спас. От тебя и спас. Потому что так, как я с тобой жила, – это преступление самое настоящее, стопроцентное. У нас с ним алиби теперь одно на двоих. Любовь называется. Слышал про такое? Так что одевайся и уходи. Это мой дом. И это моя жизнь. Уходи, Витя. Если хочешь, дели эту квартиру через суд. Затевай процесс. Все равно проиграешь, я ж юрист как-никак. А завтра я еще и велосипед себе куплю. Обязательно куплю.

– Какой велосипед? При чем тут?.. – взвился было грозным фальцетом Витин голос и осекся. Затих испуганно. Потому, наверное, что прозвучало в голосе бывшей жены что-то особенное. Незнакомое, очень решительное, очень резкое. Не допускающее никаких возражений. А для Вити так совсем уж страшное и непонятное. И правильно, она ж никогда не позволяла себе раньше ничего подобного. Всегда была покорной – и вдруг дала под дых резко и больно. Он сник как-то сразу, будто и впрямь его ударили, будто воздух из него весь вышел, а вдохнуть новый просто сил не нашлось. Молча и неуклюже выкарабкался из кресла и, прихватив висящую на спинке стула одежду, поплелся в ванную. Вышел оттуда одетым уже и причесанным, подошел к сваленным в углу прихожей чемоданам, задумался. Потом осторожно заглянул в комнату…

Саша с Надеждой, стоя у окна, целовались, и никакая сила не смогла бы их сейчас оторвать друг от друга. Сашины руки властно обхватили ее, и ладонь очень по-хозяйски устроилась в районе талии, аккурат на презренной складке «пояса шахидки». И чувствовала она себя там распрекрасно. Подумаешь, складка. Зато – любовь.