– Нет, не буду вспоминать. А если даже и вспомню, то не скажу. Ты лучше мне объясни: зачем ты меня на ужин позвала? За этим только? Чтоб мне допрос дурацкий учинить?

– Это не допрос, Саша. Я правду хочу знать. Я тебе помочь хочу.

– А я тебя просил мне помогать? Я просил тебя к Алисе ходить? Тебе не кажется, что ты слишком много на себя взяла? Да, ты мне помогла, конечно, большое тебе человеческое спасибо, но больше мне помогать не надо! Я сам со своей жизнью разберусь! Сам!

– Саш…

– Ну что – Саш? Что это за бесцеремонность такая – лезть в чужую жизнь, как в свою собственную?

– Ну, допустим, ты тоже в этом отношении не ангел! Кто меня вчера стыдил, что в рабстве жить нельзя? Забыл? Я тебя тоже, между прочим, не просила с Витей драться!

– Да я же заступиться за тебя хотел!

– А я что сейчас делаю, по-твоему? Тоже за тебя заступаюсь! Я хочу знать, кто тебя так мерзко подставил! И даже уже знаю кто! Уверена почти!

– И что? Ну узнаешь, и дальше что? Побежишь следствию помогать?

– Да, побегу! Из принципа побегу! Законы, они для всех одинаково писаны! И преступление должно быть наказано!

– Ага… И вор должен сидеть в тюрьме…

– Да, если хочешь! Именно так и должно быть! А если сидеть на облаке, как ты, свесив ножки вниз, и знать не хотеть, что вокруг тебя происходит, то можно вообще в блаженного да беспринципного идиота превратиться! Тебе на голову дерьмо будет падать, а ты все будешь твердить: благодать божья… Так, что ли?

– Ну, знаешь…

Он еще силился что-то сказать, но никак не мог, видно, слов подобрать подходящих, только головой крутил возмущенно. А потом вообще со стуком грохнул бокалом с шампанским о стол так, что золотистое вино выплеснулось в тарелку, попортив собой аккуратную нетронутую горку салата с королевскими креветками. Видно, вместе с вином выплеснулась из ее гостя и последняя капля терпения, он подскочил пружиной из кресла. Надежда и опомниться не успела, как хлопнула входная дверь. Ушел… И даже не поел ничего. Зря она старалась. Вон сколько всяких вкусностей наготовила. Придется Ветку с детьми теперь на ужин звать, не пропадать же добру…

Она посидела еще десять минут в напрасном ожидании – может, вернется все-таки, потом протянула руку к телефону, набрала знакомый номер.

– О! А где кавалер-то твой? – озадаченно спросила Ветка, войдя в комнату. – Я думала, у вас тут уже любовь-морковь.

– Да кака така любовь! – подражая голосу тезки-героини из любимого фильма, грустно проговорила Надя. – Убежал мой кавалер, только его и видели. Обиделся он на меня.

– А чего обиделся-то? – осторожно спросила Ветка, запихивая Машеньке в рот клубничную ягоду. – Ты расстаралась, такую еду кудрявую ему навертела, шампанское в ведро зафигачила, а он обиделся?

– Да при чем тут еда и шампанское! Вот все тебе смешно…

– Не, мне не смешно, Надь. Наверное, я просто тебе завидую так. Счастливая ты. Ко мне-то уж точно никто уже на ужин никогда не придет. Хоть зазовись.

– Почему ты так думаешь?

– Да потому! Вот он, мой ужин, сидит, твою еду дорогую за обе щеки кушает, – мотнула она головой в сторону Артемки, с аппетитом уплетающего салат с королевскими креветками, вынужденно и щедро сдобренный шампанским из Сашиного бокала. – А завтрак мой клубничку с удовольствием распробовал… Да, Машенька? – взглянула Ветка улыбчиво на перемазанную красным соком мордашку. – А нам и не надо никого… Мы сами себе и обед, и завтрак, и ужин…

– Вет, не говори так. Все у тебя еще будет. Чего ты!

– Конечно, будет. А как же. Главное, верить надо. Всю жизнь верить и ждать. Как твоя мама говорит? Хорошую невесту и на печи найдут? Эх, жаль, печи у меня в квартире нет. А то бы меня точно, вот обязательно даже нашли бы.

– Да перестань! Грустный какой-то у тебя сегодня юмор.

– Ладно, перестала. Так из-за чего, говоришь, твой кавалер на тебя обиделся?

– Да у нас тут спор с ним небольшой вышел. Он считает, что безответная мазохистская любовь – это так, пустяки для человека. И не может быть мотивом для убийства при стечении определенных обстоятельств.

– Ого! Ничего себе темочка для романтического ужина! Безответная любовь, убийство… Ты, что ль, такой разговор затеяла?

– Ну да, я.

– Что ж, с тебя станется. Ты ж не женщина, ты юрист!

– Да, юрист! И при чем здесь женщина – не женщина, когда человека так грубо под статью подвести хотели?

– Да дура ты, Надька, а не юрист. Вместо того чтоб мужику глазки строить, она с ним про убийство говорит. Он что, для этого к тебе в гости шел, что ли?

– А для чего?

– Ой, мама, не могу… – закатила под потолок глаза Ветка. – Что ж тебя так в крайности все время заносит, подруга? К одному она пыльным ковриком под ноги бросается, перышки ему чистит, а к другому с расследованиями дурацкими лезет. Ему твои расследования, знаешь, вообще по фигу! Он же так смотрел на тебя вчера…

– Как? Как смотрел?

– Да с интересом, вот как! Совсем не так, как на следователей там всяких смотрят! А ты – убийство… Во идиотка! Да от этого любой сбежит, ты что!

– Вет, а если без шуток, вот ты сама как считаешь, можно убить, чтоб чужую любовь выслужить?

– О господи, хоть кол на голове теши… – вздохнув, махнула в ее сторону Ветка и задумчиво откусила от большого краснобокого яблока. – Ей про Фому, а она все про Ерему.

– Ну все-таки!

– Не знаю, Надь, – очень серьезно ответила вдруг Ветка. – Я ничью любовь никогда не выслуживала. Я честно мужа своего любила, и все. Хотя, может, и надо было как-то ее выслуживать, любовь эту. Сейчас бы, может, не была матерью-одиночкой с двумя детьми…

– А я вот все время выслуживала, Вет. Сколько с Витей жила, столько и выслуживала. И на убийство ради этой любви пошла.

– Ты чего несешь? Какое убийство? – оторопело уставилась на Надежду подруга. Глаза ее округлились удивленными блюдцами, и рука с надкушенным яблоком застыла на полпути к месту назначения.

– Ребенка моего убийство. Я ведь недавно аборт сделала. Витя так хотел, – тихо и горестно покаялась Надя.

– Вот сволочь… – возмущенно, но не без некоторого все же облегчения выдохнула Ветка, одновременно стрельнув взглядом в Артемку.

– Ну почему он – сволочь? Он никого не убивал. Это я сама. Испугалась, что он меня бросит, если по-своему сделаю. А он все равно бросил. Так что убийство меня не спасло. И Пита, выходит, не спасло…

– Какого Пита?

– Да так, есть тут фигурант один… А я вот что – навещу-ка я его завтра, фигуранта этого. Мысль, между прочим! Пусть Саша на меня обижается, но все равно я это дело до конца доведу.

– Надь, ты во что такое ввязалась? Это не опасно?