— Что бы ни произошло, вы и малыш — мой внук — отныне часть нашей семьи, — сказала она. — Вам здесь всегда рады.

Эмили едва не расплакалась. Всякий раз, представляя маму, она видела ее такой — доброй и тактичной. Остается лишь надеяться, что для своего ребенка она станет матерью не хуже.

— Спасибо, — произнесла она.

Елена пристально посмотрела на невестку:

— Я верю, что у вас с Рамоном все получится.

Не желая расстраивать женщину, Эмили вымученно улыбнулась. Вчера, гуляя по старому городу рука об руку с Рамоном, исследуя причудливые лабиринты петляющих улочек, она могла бы согласиться. Сегодня непонятно откуда взявшиеся сомнение и страх вытеснили надежду и счастье. Уже с утра Рамон был отстраненным, холодным.

— Откуда вы знаете? — спросила Эмили Елену. Та поцеловала девушку.

— Потому что мой сын двенадцать лет убегал от самого себя. Теперь у него есть причина наконец остановиться.

По пути в аэропорт оба молчали, а как только самолет взлетел, Рамон открыл ноутбук, а Эмили уткнулась в журнал. Однако она не понимала ни слова. В памяти всплывали обрывки бесед с Рамоном и его матерью. «У вас доброе сердце, и вы умеете прощать», — говорила Елена. Неужели это так? Эмили никогда не приходилось задумываться на этот счет.

Мысли ее вернулись к отцу, который вот уже не одну неделю не отвечал на звонки. Все ли с ним в порядке? Украдкой бросив взгляд на сидящего рядом Рамона, Эмили подумала: как хорошо, что он не знает, о чем она думает. Узнай он, что ее снова заботит судьба отца, ссоры не избежать. Он никак не желал понять, почему Эмили просто не прекратит всяческие отношения с Ройсом-старшим. Что ж, его нельзя винить, ведь ей и самой непонятна причина. Так где же Максвелл? Снова где-то скрывается с очередной красоткой? Или проигрывает последние деньги и крышу над головой? Эмили ощутила глухое отчаяние. Всякий раз, пытаясь завоевать внимание отца, она знала, что у нее нет никаких шансов: для Максвелла женщины, азартные игры и роскошная жизнь были куда притягательнее отцовства. Почему он так и не изменился, не завел семью? Может быть, он, как и Рамон, от чего-то убегает всю жизнь?

Самолет приземлился, и пассажиры пересели в машину с водителем. Эмили выудила из сумки телефон — вот уже больше суток она не проверяла письма. Включив телефон, она затаила дыхание. На экране появилось сообщение, и, на удивление, оно было от Максвелла.

Рамон вопросительно посмотрел на спутницу:

— В чем дело?

Эмили, пряча телефон в сумку, покачала головой:

— Все в порядке.

Для встречи с отцом Эмили выбрала маленький симпатичный ресторанчик, угнездившийся на тихой улочке района Мейфэр. Максвелл звонил тремя днями ранее, но лишь для того, чтобы спросить дочь, желает ли она с ним встретиться. Эмили согласилась. Предоставив право выбора места и времени ей, он лишь попросил сообщить о деталях.

Остановившись перед входом, девушка задумалась. Придет ли отец?

Войдя в зал, она увидела Максвелла за столиком в углу. Он сделал ей знак рукой. Эмили была удивлена: она пришла на десять минут раньше, однако же он уже здесь. Чувствуя, как внезапно пересохло во рту и вспотели ладони, она заставила себя подойти к столику.

Максвелл встал, подождал, пока дочь сядет, и снова опустился в кресло.

— Ты хорошо выглядишь, Эмили.

— И ты тоже.

Она не слукавила, делая комплимент, и не могла скрыть своего удивления. С лица Максвелла пропали темные тени и круги под глазами. Он буквально излучал энергию, и белки глаз не были в красных прожилках — точно провел целый месяц в эксклюзивном спа-салоне.

— Я был в Швейцарии, — произнес он, точно отвечая на невысказанный вопрос дочери.

— Целых два месяца? — вырвалось у Эмили.

Не в первый раз отец вот так пропадал, не отвечая на звонки, однако раньше ограничивался несколькими неделями.

— Да, в частной реабилитационной клинике. Лечился от пристрастия к азартным играм и… другим вещам.

У Эмили перехватило дыхание. Она машинально перевела глаза на бокал и осознала, что в нем не виски и не вино, а вода.

Подошла официантка, и Максвелл поднял руку.

— Мы можем немного поразмыслить?

Оставшись наедине с отцом, Эмили сказала:

— Не знаю, что и сказать, Максвелл.

Он покачал головой:

— Ничего и не нужно говорить. Но если ты готова выслушать меня, то я буду рад сообщить кое-что.

Эмили кивнула, не в силах подобрать слова. Во рту пересохло, горло сжал спазм.

— Эмили, мне жаль, что все случилось так, — знаю, что этих слов мало, — сказал Максвелл срывающимся голосом. — Но я хочу, чтобы ты знала: мне жаль. Прости меня за все. Ты заслужила лучшего отца, чем я.

Его глаза смотрели на нее не отрываясь. Эмили показалось, что впервые в жизни отец наконец ее заметил. Между ними воцарилось молчание. Наконец девушка произнесла едва слышно:

— Почему, почему тебе было так сложно меня полюбить?

На лице Максвелла отразилась мука.

— Я очень хотел — больше всего на свете. Думал, что смогу. Но потом ты стала так на нее похожа. — Взгляд его скользнул по лицу и волосам Эмили. — Я не мог себе позволить — не хотел рисковать, боялся снова испытать эту боль. Если бы что-то с тобой случилось… я бы словно во второй раз потерял Катрин.

Эмили затаила дыхание.

— Ты любил ее?

— Больше жизни. И потеря ее — самое ужасное, что со мной когда-либо происходило.

Эмили, точно завороженная, смотрела на отца. Его откровение перевернуло все ее представления о нем.

— Я… и понятия не имела.

— Что я любил твою мать?

— Откуда мне было знать? Ты всегда отказывался о ней говорить.

— Потому что это было слишком мучительно.

Эмили потерла лоб.

— Но как же все эти женщины?

Максвелл покраснел.

— Когда твоя мать была жива, я был ей верен, Эмили. Она была моей второй половинкой, и ее никем нельзя было заменить. Когда ее не стало, я даже не пытался…

Вот почему он предпочитал краткосрочные интрижки — не верил, что сможет кого-то полюбить, боялся даже попробовать. Сделав глубокий вдох, Эмили задала вопрос, ответа на который больше всего боялась:

— Ты винил меня в ее смерти?

Максвелл опустил голову, не в силах поднять глаза на дочь.

— Да.

Хоть и было невыносимо больно слышать это признание, Эмили понимала, что в нем говорило горе — оно порой заставляет людей мыслить нерационально.

— И сейчас до сих пор так полагаешь?