конечно, не могла иметь большой силы, но прусские индустриалы, работая по преимуществу на вывоз, находили для себя более выгодным открыть для своих товаров иностранные рынки низкими таможенными ставками, чем закрыть немецкий рынок протекционистским тарифом для иностранного ввоза. Верно ли они понимали свои интересы, защищая режим свободной торговли, — это является спорным до сих пор, но, во всяком случае, идеи манчестерства были тогда очень популярны в деловых кругах Пруссии, и Бисмарку это было известно. Еще за полтора месяца до его назначения на пост первого министра Пруссия подписала (2 августа 1862 г.) таможенный договор с Францией, удовлетворявший требованиям экономического либерализма и устанавливавший довольно низкие таможенные ставки, причем было объявлено, что таможенный союз будет возобновлен только с теми государствами, которые признают договор с Францией. Большинство крупных государств Германии, по большей части отсталых в промышленном отношении (Вюртемберг, Ганновер, Бавария, оба Гессена и Нассау), не были согласны идти в этом отношении за Пруссией, и только одна Саксония смело стала на ее сторону. Конечно, и Австрия всеми силами старалась воспрепятствовать возобновлению таможенного союза. Но Бисмарк не посмотрел на все эти препятствия и после своего назначения упорно продолжал проводить линию экономического либерализма в своей политике. Он сломил сопротивление настроенных в пользу высоких тарифов государств угрозой исключения их из таможенного союза, и они должны были уступить, потому что таможенное объединение с Пруссией — государством, которое держало в то время в своих руках морские пути и, кроме того, снабжало экономически отсталые германские территории продуктами своей промышленности, — было для них необходимо, затрагивало их жизненные интересы. Австрия, конечно, осталась по-прежнему изолированной. Бисмарк охотно шел навстречу политике экономического либерализма потому, что в то время теория экономического либерализма, господствовавшая среди буржуазии, совпадала с интересами прусских аграриев: Германия в то время еще не была ввозным рынком для русского, американского и аргентинского хлеба, как позднее, и прусские юнкера, не подвергаясь конкуренции иноземного хлебного ввоза, сами вывозили из своих имений хлеб. Поэтому система низких таможенных ставок была для них только выгодна: она предупреждала излишнее скопление хлеба внутри германских государств, не вызывая в то же время прилива в них иноземного хлеба.

Если принять во внимание этот здравый смысл Бисмарка, который заставлял его прислушиваться к мнениям влиятельных общественных кругов, то надо внести некоторые коррективы в пресловутое мнение о его преклонении перед политикой «крови и железа». Решительность внешней политики, которая привела его уже в первые годы правления к вооруженному столкновению с Данией и Австрией, была отчасти попыткой победоносными войнами примирить с собою общественное мнение страны. Он глубоко чувствовал неудобства управления вопреки конституции, без общественной поддержки и, несмотря на все свои гневные выпады против палаты, в течение всей эпохи конфликта искал какого-нибудь компромисса, на почве которого можно было бы заключить мир с палатой… Еще менее решительно был настроен сам король. Сам Бисмарк не верил в твердость короля и в январе 1864 г. писал Роону, что король «в конце концов решил уступить демократии. Если не случится чуда, наша партия проиграна, и на нашу долю останутся лишь оскорбления современников и потомства».

Но было бы, конечно, очень большим преувеличением думать, что в сторону агрессивной внешней политики Бисмарка толкали только поиски примирения с палатой. Искание общественной поддержки было только одной стороной его деятельности. Другая ее сторона питалась традиционной верой прусской администрации и самой династии в силу меча и преклонением перед приемами вооруженного воздействия. «Не речами и постановлениями большинства будут решаться великие вопросы современности, — это мнение было огромной ошибкой 1848 и 1849 гг., — а железом и кровью», — эта часто цитировавшаяся фраза Бисмарка, произнесенная им 30 сентября 1862 г. в бюджетной комиссии палаты, выражает собою не всю совокупность его политических приемов, направленных к объединению Германии, как это нередко доказывается, а только часть их, но часть очень характерную. Бисмарк только одной половиной своего политического существа примыкал к новой конституционной Европе и поэтому должен был искать поддержки общественных сил и считаться с общественными настроениями, но с другой стороны в нем сидел прусский юнкер, властный и категоричный в своих решениях, любивший разрубать саблей запутанные узлы политических отношений. До сих пор Австрия была главной помехой на пути к германскому объединению под главенством Пруссии, следовательно, Австрию надо устранить, а для этого ее необходимо разбить. На этом Бисмарк стоял твердо. Он, однако, обладал достаточной политической дальнозоркостью для того, чтобы понимать, насколько непрочно только военное торжество над соперником, не сопровождающееся одновременно унижением его в глазах общественного мнения. Для этого он никогда не упускал случая подчеркнуть политическую и общественную отсталость Австрии в сравнении с Пруссией и уже с первых лет своего пребывания у власти любил напоминать, что только Пруссия может дать объединившейся Германии демократические, отвечающие общественным настроениям учреждения. Так, еще в 1863 г., в разгар конфликта, представляя своему королю записку о необходимости отклонить австрийский проект будущей германской конституции, который предлагал помимо союзного совета установить еще парламент из трехсот депутатов, разделенных на две палаты и избираемых ландтагами отдельных государств, — Бисмарк прежде всего указывал на его недемократический характер и утверждал, что только «истинное, основанное на прямом участии всей нации народное представительство» может освободить страну от «династических и партикуляристических[15] интриг». Из этого видно, что политика Бисмарка, даже в разгар его борьбы с прусским народным представительством, не была построена на чистом культе «крови и железа» и не вполне была чужда тех самых идей, которые вдохновляли и деятелей 1848–1849 гг.

Саму свою политику «крови и железа» он начал с защиты популярной в обществе идеи национальной автономии. В начале 1864 г. он объявляет войну Дании с целью изгнать датское правление из немецких герцогств — Шлезвига и Голштинии. «Здесь, — говорил он, — мы имеем дело с таким вопросом, по поводу которого можно во всякое время начать войну, как это только позволит политическое положение Европы». Война начиналась во имя освобождения из-под датского ига немецких провинций, но в душе Бисмарк при этом руководствовался, конечно, далеко не принципом национальной независимости, а стремлением к территориальному приращению: приобретение Шлезвига с его выходами к Балтийскому и Северному морям, с его превосходной гаванью Килем слишком соответствовало традициям прусской политики, ее тяге к морям, для того чтобы он мог упустить этот случай. Позднее он говорил с полной откровенностью: «Я всегда думал, что присоединение Шлезвига к Пруссии составляет лучшее из всех решений вопроса». Но на этом пути ему было суждено столкнуться с Австрией. Война против Дании велась в союзе с Австрией, но, уже затевая войну, Бисмарк предвидел,