победить нас, если не отбросите свои слабости. О воинах не плачут. Мы выращены, чтобы воевать. А если воин погиб, на его смену придёт другой воин. И это правильно.

— Да вы просто бездушные копии! — воскликнул Джесси. — Откуда тебе знать, каково это — терять людей, которые тебе дороги.

— Нет, — покачал я головой. — Мне тоже грустно от потери собратьев. Просто в отличие от тебя я понимаю, что слезами делу не поможешь.

— Или у тебя просто нет семьи и близких, с которыми ты мог бы разделить радость и горе.

— Слишком уж ты всё усложняешь, — я махнул рукой. — Когда постоянно занят новыми задачами, то некогда думать о павших.

— Что значит некогда думать о павших? — взвился Джесси.

— То и значит.

— А о тебе, когда ты умрёшь, кто-нибудь вспомнит?

— Ну, — я на секунду задумался, — моё имя навсегда увековечено в рейтинге. Да и мои собратья уж точно будут думать о том, какой у них был крутой командир. Пока на моё место не придёт другой.

При мысли об этом я чуть не засмеялся. Ведь какая, в сущности, разница. Главное, чтобы новый командир был не хуже предыдущего. Не хочется подводить Империю и своих ребят.

— Ну а потом? — не унимался Джесси. — Кто тебя вспомнит? У тебя есть друзья, помимо этих твоих сослуживцев? Или, быть может, родные, кто будет оплакивать тебя, или поставит тебе памятник?

— Памятник? Это что ещё такое?

Джесси смачно шлёпнул себя ладонью по лицу.

— Памятник — это кусок камня или металла с именем, который ставят на могиле усопшего человека.

Услышав это, я снова чуть не хохотнул.

— Что за глупости! И зачем это нужно?

— Чтобы спустя годы тебя помнили твои дети, внуки, а может, даже правнуки, и гордились тобой.

— Насколько мне известно, в Империи памятники не ставят, — заметил я. — Мы больше ценим живых, чем мёртвых, а наши заслуги оцениваются в рейтинге и репутации. Ну а если боец подставился и погиб, так зачем о нём помнить.

Джесси лишь покачал головой, но не осуждающе, а как-то с грустью.

— Ты можешь считать нас слабыми, эмоциональными и «уродами», — сказал он. — Называй, как угодно. Но у нас есть наши принципы и ценности, которых ты, возможно, не понимаешь. Мы не просто клоны, созданные для войны. Мы — люди. И именно наша человечность делает нас теми, кто мы есть. А когда ты однажды проиграешь, то о тебе никто и не вспомнит больше.

Это заявление меня немного смутило. По крайней мере, в моей голове не было контраргумента, и я решил задать этот вопрос Стар.

«Стар, что будет после того, как я умру?»

«О тебе оставят пометку в годовом статистическом отчёте, что ты погиб».

Я тут же рассказал об этом Джесси.

— Видишь, будет пометка в статистическом отчёте.

— Так, а кто тебя будет оплакивать?

— Не нужно меня оплакивать. Слёзы — это слабость, не подобающая храбрым воинам.

— Ладно, кто вспомнит, что скрывается за строчкой с твоим именем? Ты ведь просто «Макс-какой-то-там»?

— Не какой-то там, а Макс-47, — поправил его я. — И кто-нибудь да вспомнит. Чего ты вообще так об этом волнуешься? Памятники зачем-то придумали. Это ж надо! У нас вся информация хранится в цифровом виде и представлена в виде статистики.

А потом я вдруг понял, что рейтинги — штука динамическая. Скорее всего, спустя немного время, кто-то другой просто обгонит меня в рейтинге побед. Ведь если я умру, то не смогу сражаться. А значит, мой личный рейтинг перестанет увеличиваться. И моё имя просто поползёт вниз и затеряется в старой статистике.

— Знаешь, что, Джесси… Если я погибну, значит я проиграл. А если я проиграл, то и помнить обо мне нечего, — ответил я.

С одной стороны, я был горд тому, что смог найти ответ на его глупые нападки. С другой стороны, мой ответ мне и самому не очень нравился. Надо будет на досуге подумать, где ещё сохранится моё имя, кроме отчёта в статистике.

Пока шагал, у меня аж чесались руки. Вокруг было столько гиранцев — все они были безоружные, беззащитные. Вот если бы я не потерял свой костюм, можно было бы здесь такую заварушку устроить, тем самым решив массу проблем для руководства. Они ведь, наверное, даже не подозревают, какие масштабные города у гиранцев под землёй. А так я бы вернулся не только с достижением, что смог сохранить своё тело, но и с победой, истребив столько дикарей.

Хотя были некоторые типчики, которые вызывали оторопь, перемешанную с отвращением. Гиранцы ведь технически слабо оснащены, но продвинулись в генных мутациях. По дороге я увидел мужчину, полностью покрытого шерстью, будто бы он какое-то животное, а не гиранец. Хотя разница между ними не велика… Шёл он грациозно, будто та кошка, которая чуть не убила меня вчера утром. Глаза его светились в темноте, как у зверя. Ну да, зверь он и есть.

Был ещё один типчик с бронированной чешуйчатой кожей. Подобная защита вызвала у меня скептическую ухмылку. Интересно, если бы я выстрелил в него в упор из своего пистолета — выдержал бы он полный заряд?

Да и вообще многие гиранцы выглядели так себе. Среди наших часто ходили слухи, что, подвергаясь изменениям, они зачастую сходили с ума и вообще теряли всяческое сходство с людьми, ещё больше превращаясь в жутких тварей.

Проходя мимо очередного нагромождения контейнеров, я вдруг услышал дикий визг откуда-то сверху. Обычно так визжат мины, когда гиранцы пытаются отстреливаться из артиллерии.

Чёрт возьми, откуда могла взяться мина в городе под землёй⁈

Глава 12

В тылу врага

Я вскинул голову вверх и увидел, как на меня летит мелкое уродливое создание гуманоидного типа. Судя по всему, это тот самый миниатюрный гиранец, как называл их Джесси — ребёнок.

Реакция меня не подвела. Я сделал шаг вперёд и вытянул руки, готовясь поймать падающую фигурку. Мгновение спустя маленькое тело оказалось в моих руках. На меня тут же уставились два испуганных глаза. Гиранец глубоко и часто дышал, вцепившись своими мелкими ручонками в мои предплечья. Надеюсь, у него не ядовитые когти, а то мало ли чего можно ожидать от их мутаций.

Рядом стоял Джесси, глядя на нас округлившимися глазами.

— Ты в своём уме? — произнёс Джесси, глядя на гиранца. — Ты же чуть не убилась!

— Я… Я… Упаля, — пискнула маленькая гиранка и начала вырываться из моих рук. — Отпути меня, отпути!..

— Да я тебя и не держу особо, — я хмыкнул и опустил руки.

Мелкая гиранка тут же шмякнулась на землю.

— Ай! — пискнула она. — Что ты делаешь? Мне же больно!

— А если бы я тебя не поймал, ты бы вообще убилась, — заметил я и, отвернувшись от мелкого исчадия ада, пошёл дальше.

Мимо меня