стихотворстве» 1748 года он так отозвался о нем: «Иль с Ломоносовым глас громкий вознеси:/Он наших стран Малгерб, он Пиндару подобен…»

Впрочем, по воспоминаниям Якоба Штелина, на похоронах Ломоносова он тихо произнес, указывая на лежащего в гробу покойника: «Угомонился дурак и не может более шуметь!» На что Штелин ему, якобы, ответил: «Не советовал бы я вам сказать ему это при жизни».

По мнению Штелина, Ломоносов нагонял на своих недругов такой страх, что Сумароков не смел разинуть рта в его присутствии. Но, впрочем, Сумароков порой сочинял на Ломоносова довольно остроумные пародии, умело обыгрывая его стиль.

У Ломоносова:

Заря багряною рукоюОт утренних спокойных водВыводит с солнцем за собоюТвоей державы новый год.

У Сумарокова:

Трава зеленою рукоюПокрыла многие места,Заря багряною ногоюВыводит новые лета…

Барков

Неверно было бы представлять Ломоносова совсем уж оторванным от жизни кабинетным занудой-ученым. Чувства юмора он был не лишен. А ведь в то столетие юмор был несколько иным, нежели сейчас, – куда менее пристойным.

Образцом юмористической поэзии XVIII века являются стихи Ивана Баркова – известного своими «срамными одами» и откровенно похабными, эротическими стихотворениями, вошедшими, однако, в историю российской поэзии. Печатали их крайне редко, но вот уже триста лет они ходят в списках и умирать не собираются. Мало того, у Баркова нашлось множество подражателей!

А между тем Барков тоже был учеником Ломоносова.

О его жизни известно немного: он родился в семье петербургского священника, но имя отца его точно не известно. С 1748 года Барков учился в Академическом университете, потом служил при нем копиистом. Способностей он был не лишен, но хорошим поведением не отличался: его несколько раз секли розгами за пьянство, а однажды заковали в кандалы – за то, что нахамил Крашенинникову, бывшему тогда ректором университета.

В 1751 году Баркова и вовсе исключили из университета за «проступки и дерзости».

Однако Ломоносов разглядел что-то в этом бузотере и буяне и взял его к себе в помощники. Множительной техники в том веке практически не было, и Барков переписывал набело сочинения Ломоносова, в том числе и «Российскую грамматику».

Своего покровителя он уважал безмерно, а вот над его противниками был не прочь и подшутить. Рассказывают, что как-то явился он в дом к Сумарокову и стал голосить:

– Сумароков – великий человек! Сумароков – первый русский стихотворец!

Обрадованный Сумароков велел подать Баркову водки, зная его пристрастие к выпивке. Барков не отказался, но, уходя, заметил:

– Алексей Петрович, а я тебе солгал: первый-то русский стихотворец – я, второй – Ломоносов, а ты только что третий.

Сумароков чуть его не прибил.

Обижали Алексея Петровича и едкие пародии Баркова на его оды.

22 апреля 1759 года Сумароков писал: «Не первый пьяница меня уже из ученых пьяниц обидит. Есть еще такой же Барков и другие, о которых Академия не меньше меня известна».

Впрочем, Барков с удовольствием пародировал и самого Ломоносова, откровенно используя его стилистические приемы и образы в так называемых «вздорных одах» или «срамных одах». По большей части эти пародии нельзя привести тут в силу их непристойности, но вот один пример.

У Ломоносова в Оде 1746 года «На верх Парнасских гор прекрасный…»:

О, день блаженный, день избранныйДля счастия полночных стран!

А в «Оде Фомину понедельнику [66]» у Баркова:

О, день сладчайший, день избранный!Тебя посадские все чтут.

Или же, вслед Сумарокову, на приведенный выше отрывок из ломоносовской оды тут же отметился и Барков:

Уже заря багряный путьОткрыла дремлющим зеницам;Прохладный ветер начал дутьПод юбки бабам и девицам…

Однако под влиянием Ломоносова Барков взялся за ум. Он стал заниматься историей, подготовил публикацию нескольких летописей и даже состоял секретарем при президенте Академии наук Кирилле Разумовском, а с 1762 года служил там же переводчиком.

Но в конце концов пьянство взяло свое. И если при жизни Ломоносова Баркову его запои и дерзкие выходки прощали, то после смерти ученого его выгнали с должности. Он запил горькую и то ли утонул по пьяни, то ли повесился… Ему приписывают эпитафию самому себе, сочиненную незадолго перед смертью: «Жил грешно и умер смешно».

Га и глаголь

С Тредиаковским Ломоносов тоже часто спорил, хоть и не относился к старому пииту к таким презрением, как к Сумарокову. Одним из предметов, насчет которого они расходились во взглядах, было употребление буквы Г. Тредиаковский полагал, что в русском языке нужно различать два разных звука Г: один короткий и твердый, а другой – произносимый с придыханием, как в украинском языке. Твердую Г он хотел обозначать буквой «глагол», а для мягкой предложил ввести новую букву «га».

Ломоносов с этим не соглашался, считая мягкое Г диалектным и для литературного языка неподходящим. Он ответил оппоненту, собрав в одном стихотворении массы слов с буквой Г:

Бугристы берега, благоприятны влаги,О горы с гроздами, где греет юг ягнят.О грады, где торги, где мозгокружны браги,И деньги, и гостей, и годы их губят.Драгие ангелы, пригожие богини,Бегущие всегда от гадкия гордыни,Пугливы голуби из мягкого гнезда,Угодность с негою, огромные чертоги,Недуги наглые и гнусные остроги,Богатство, нагота, слуги и господа.Угрюмы взглядами, игрени [67], пеги, смуглы,Багровые глаза, продолговаты, круглы,И кто горазд гадать и лгать, да не мигать,Играть, гулять, рыгать и ногти огрызать,Ногаи, болгары, гуроны, геты, гунны,Тугие головы, о иготи [68] чугунны,Гневливые враги и гладкословный друг,Толпыги [69], щеголи, когда вам есть досуг.От вас совета жду, я вам даю на волю:Скажите, где быть га и где стоять глаголю?

Новый жанр – экспромты

Остроумные ответы Ломоносова Сумарокову примечательны еще и тем, что является одним из первых образцов нового для того времени поэтического жанра – стихотворного экспромта, то есть моментально сочиненного колкого рифмованного ответа. Во второй половине XVIII века – в начале века XIX этот жанр войдет в моду, но далеко не каждому он покорится.

Ломоносов легко сочинял стихотворные экспромты: «Некто Жуков, один из известных лиц в то время, родственник Сумарокова, при связях и богатстве, достигший почестей, любил ездить с пышностию и по праву своего чина – цугом; ему случилось увидеть в Сенате Ломоносова в то самое время, как была сильная гроза. «Ну, господин Пиит, – сказал он ему, —напиши стихи на приезд мой в Сенат во время грозы». Ломоносов не приготовляясь отвечал:

Меж многих цуковВ Сенат приехал цуком Жуков,Дивятся все тому, дивится он и сам;То как же не греметь во гневе небесам? [70]

Глава девятая

Карьера

Неизв. автор. Портрет Михаила Ломоносова

Неизв. автор. Портрет Алексея Разумовского. 1770-е годы

Л.Л. Бонштедт. Невский проспект. Ок. 1850

М.В. Ломоносов. Первая страница «Слова о пользе химии». 1751

Профессор химии

Кипучий ум, работоспособность, талант Ломоносова не могли остаться незамеченными. Скоро все стали понимать, что скромная должность адъюнкта ему не годится, и Ломоносов был представлен к производству в профессора.

Но не все были этому рады: неуживчивый нрав мешал ему. Он многих успел настроить против себя. Так, всесильный Шумахер сделал все, чтобы затормозить назначение Ломоносова профессором: он дважды не являлся на заседания Конференции, и их приходилось переносить. А потом взял, да и отправил работы