им выделили еще одну комнату, третью.

К сожалению, первые годы их совместной жизни счастливыми назвать нельзя: их старшая дочка не прожила долго, она умерла, не достигнув и четырех лет. Родилась еще одна девочка – София, и тоже умерла.

Нам почти ничего не известно о том, какой была жена Ломоносова. Можно прочесть, что, мол, была она хорошей хозяйкой, давала ученому покой и домашний уют… Но, увы, документальных сведений об этом нет. Напротив, Александр Сергеевич Пушкин, собиравший материал о великом ученом, приводит анекдот, свидетельствующий, что Елизавета-Христина была довольно безалаберной хозяйкой. Якобы вдова некоего старого профессора «услыша, что речь идет о Ломоносове, спросила: “О каком Ломоносове говорите вы? Не о Михайле ли Васильевиче? То-то был пустой человек! Бывало, от него всегда бегали к нам за кофейником. Вот Тредиаковский Василий Кириллович – вот то был, конечно, почтенный и порядочный человек”».

Бодрящий кофе, наверное, был одним из немногих роскошеств, которые позволял себе Ломоносов. В остальном запросы у него были самые простые: простой стол – щи да каша, простое белье, одежда без золоченых галунов… Деньги Ломоносов предпочитал тратить на книги и на научные инструменты.

Сопровождал Елизавету-Христину в поездке в Россию ее младший брат – Иоганн Цильх. В России его стали называть Иваном Андреевичем, а его сестру – Елизаветой Андреевной, так как отца их звали Генрихом. Иоганн оказался дельным человеком: поступил на службу в Академию наук, а потом был послан в мозаичную мастерскую Ломоносова «для обучения мозаичных составов». Некоторое время вел дела фабрики цветного стекла. Из документов ясно, что Ломоносов очень ценил его и считал своим верным помощником.

Вечернее и утреннее размышления

Но как же Ломоносов проводил время под арестом? Он усердно работал. Заказывал из академической библиотеки книги – античных авторов, «Невтонову Физику» и «Универсальную Арифметику», собирал материалы для курса «Риторики».

В тот год в Петербурге наблюдались северные сияния, и Ломоносов, занявшись астрономическими наблюдениями, стал первым серьезным ученым, исследовавшим данное явление и давшим ему достоверное объяснение: «Весьма вероятно, что северные сияния рождаются от происшедшей на воздухе электрической силы. Подтверждается сие подобием явления и исчезания, движения, цвету и виду, которые в северном сиянии и в электрическом свете третьего рода показываются». Сегодня полярное сияние определяется как «свечение (люминесценция) верхних слоев атмосфер планет, обладающих магнитосферой, вследствие их взаимодействия с заряженными частицами солнечного ветра».

Наблюдая за этим уникальным природным явлением, Ломоносов написал проникнутое искренним чувством «Вечернее размышление о божием величестве при случае великого северного сияния». Как же сильно оно отличалось от напыщенных, льстивых од, которые он регулярно сочинял и преподносил властителям! В этом стихотворении есть знаменитые строки, в которых поэт рассуждает о том, насколько же мал и ничтожен человек перед величием Вселенной:

Лице свое скрывает день,Поля покрыла мрачна ночь;Взошла на горы черна тень,Лучи от нас склонились прочь.Открылась бездна, звезд полна;Звездам числа нет, бездне дна.Песчинка как в морских волнах,Как мала искра в вечном льде,Как в сильном вихре тонкий прах,В свирепом как перо огне,Так я, в сей бездне углублен,Теряюсь, мысльми утомлен!

Ломоносов в стихах задавал вопросы о природных явлениях, на которые он пока не знал ответов:

Что зыблет ясный ночью луч?Что тонкий пламень в твердь разит?Как молния без грозных тучСтремится от земли в зенит?Как может быть, чтоб мерзлый парСреди зимы рождал пожар?

Парой к этому стихотворению служит второе – «Утреннее размышление о божием величестве», в котором Ломоносов описал солнце. Современная ему наука считала нашу звезду просто раскаленным шаром – наподобие пушечного ядра, нагретого в плавильном горне. А Ломоносов увидел совсем иную картину, куда более близкую к реальности:

Там огненны валы стремятсяИ не находят берегов;Там вихри пламенны крутятся,Борющись множество веков;Там камни, как вода, кипят,Горящи там дожди шумят.

«О причинах теплоты и холода»

Свои размышления Ломоносов облекал не только в стихотворную форму. Все это время он напряженно работал над диссертацией «О причинах теплоты и холода», с которой началось обоснование корпускулярно-кинетической теории, объяснявшей физические явления с материалистической, научной, близкой к современности точки зрения.

Работа эта заняла много времени – около двух лет. Сравните: ранее свои «специмены» Ломоносов мог закончить за пару месяцев, а диссертация «Физические размышления о причинах теплоты и холода» была представлена на суд академиков лишь в декабре 1744 года.

Осьмнадцатое столетие примечательно тем, что в это время старая схоластическая картина мира разрушалась и возникала новая – материалистическая. Это было время поиска, время ошибок и удивительных прозрений.

Еще Рене Декарт в середине XVII века писал, что «под теплотою не следует здесь понимать ничего иного, кроме ускорения движения молекул, а под холодом – их замедление». В 1733 году в «Примечаниях к Ведомостям» была опубликована статья «О теплоте и стуже», в которой излагались основы молекулярно-кинетической теории теплоты.

Но в те времена эта теория еще не считалась единственно верной! Подавляющее большинство ученых полагали, что во всех предметах и в воздухе присутствует незримый флюид – теплород. А возможно, и два флюида: теплород и хладотвор. И что от их движения, от их баланса зависит температура тел. Эти флюиды рассматривали как разновидность всемирного «эфира», спорили о том, тождественен ли теплород флогистону, который считали причиной горения.

Метафизическую теорию о «теплороде» разделяли Ньютон, Леонард Эйлер, Вольтер и учитель Ломоносова Христиан Вольф. Ну а Ломоносов с ней энергично спорил, объясняя изменения температуры движением корпускул!

«Положим, что при самом сильном морозе, под арктическим кругом, ударится сталь о кремень. Мигом выскочит искра, т. е. материя теплоты. Положим, что зажигается большая куча пороху, откуда же тогда берется пресловутая “теплотворная материя”?» – писал он.

И заключал: «Не следует выдумывать много разных причин там, где достаточно одной; таким образом, раз центрального движения корпускул достаточно для объяснения теплоты, так как оно может увеличиваться до бесконечности, то не следует придумывать других причин».

Он убедительно рассуждал: «Очень хорошо известно, что теплота и огонь возбуждаются посредством движения. От взаимного трения руки согреваются, дерево загорается пламенем, при ударе кремня об огниво выскакивают искры, железо накаляется от проковывания частыми и сильными ударами. При прекращении движения уменьшается и теплота, и нагретые тела в конце концов охлаждаются. Далее, восприняв огонь, тела, распавшись на нечувствительные частицы, рассеиваются в воздухе, или рассыпаются в известь или пепел, или в них настолько уменьшается сила сцепления, что они плавятся. Наконец, образование тел, жизненные процессы, произрастание, брожение, гниение теплотою ускоряются, а холодом замедляются или вовсе прекращаются. Из всего этого совершенно очевидно, что достаточное основание теплоты заключается в движении. А так как никакое движение в природе не может произойти без материи, то необходимо, чтобы достаточное основание теплоты заключалось в движении какой-то материи».

Но какой именно материи? Здесь Ломоносов, как сын своего века, повторяет главенствовавшую в то время теорию, будто «материя в телах бывает двоякого рода, а именно собственная и посторонняя: первая образует самые