– А сам-то чего не прыгаешь? – поинтересовался Козя, когда мы подошли к перекрестку с улицей Шацкого, на котором наши пути расходились. Козе было направо через парк на проспект Ленина, а мне налево, за стадион, к общаге.

– А зачем? – пожал я плечами. – Я и так – та еще дылда. Мне ведь только восемь лет, а я уже давно выше тебя на голову… Ну, то есть был. Сейчас-то уже поменьше.

– И чего? – ревниво протянул Козя. – А если бы прыгал – так и остался. У меня за полгода уже почти два сантиметра прибавилось. Я вчера мерил…

– Так сильно высоким быть тоже не очень-то и хорошо, – пояснил я. – И одежду на свой рост хрен найдешь, и макушкой за притолоки цепляться также хорошего мало. Все же двери и проемы рассчитываются на плюс-минус средний рост. Так что лучше я немного выше среднего буду. А это у меня и без прыжков получится. Сам же моего деда видел. Вот я где-то в него и вырасту. Может, чуть-чуть повыше. Акселерация ж…

– Это тебе повезло, – с нотками зависти произнес Козя. – А у меня все мелкие – и папка и мамка. Если не напрыгаю себе роста, то так и… Ладно – пока! – Он махнул рукой и рванул вверх по улице. Ну а я тоже прибавил ходу, устремившись в сторону стадиона.

В комнату я ввалился, когда папа и мама уже встали и убрали постель. Это приходилось делать сразу после подъема, потому как иначе даже завтрак накрыть было просто негде. Вот такая у нас была комнатка.

– Рома, давай быстро мой руки и садись кушать, – позвала мама, резавшая колбасу на разделочной доске, установленной прямо над раковиной.

– Счас, только в душ на минутку сбегаю, – прокричал я и, схватив свежие трусы и полотенце, выскочил из комнаты и понесся по коридору в душевую. Душевых кабинок в мужском отделении было всего три, так что вечерами в них выстраивались настоящие очереди. Но с утра там обычно было пусто.

Мама у меня добрая, но слегка того… авторитарная. Похлеще, чем бабуся. Ну да у бабуси было еще четверо сестер и братьев, а мама у моих дедуси с бабусей одна. Потому и слегка того, балованная… Привыкла с детства, что ее слово всегда самое главное. Ну почти. У бабуси в принципе не очень-то и забалуешь. Однако, когда ребенок один – такое временами случается… Но это я уже потом, когда у самого дети и внуки пошли, понял. То есть и особенности маминого характера, и откуда у них ноги растут. А в прошлой жизни в этом возрасте я у мамы почти по струнке ходил. Так она меня отдрессировала! Но в этот раз у нее с этим некоторые трудности. Потому как у меня свои планы, и все, что им мешает, я аккуратненько так купирую и сливаю…

– Ну что, сегодня опять в школу сам побежишь? – поинтересовался папа, когда я покончил с бутербродами и перешел к кипяченому молоку. Вот ведь странно, в прошлой жизни я его терпеть не мог, а сейчас пью с удовольствием. Я вообще многие свои прошлые привычки пересмотрел. Например, воду пью только кипяченую. Потому как в нашем городке она хоть и чистая и вкусная, но сильно минерализованная (оттого, кстати, и вкусная), вследствие этого у нас чуть ли не треть населения к тридцати годам обзаводится камнями в почках. Я сам в прошлой жизни от этого страдал. Как раз из-за нелюбви к кипяченой воде. Так что на этот раз решил поберечься смолоду… Вот только пенок по-прежнему не переношу.

– Ну да, а как еще-то? – удивился я. Папа был единственным, кто ворчал по поводу моей неожиданной для него самостоятельности. Но более-менее серьезно это проявлялось только в первый месяц после того, как они приехали. Сейчас он вроде как уже привык к тому, что я по всем моим «точкам» перемещаюсь самостоятельно. А их у меня уже три – то есть на самом деле четыре, но две, так сказать, совмещенные. Потому что секции гимнастики и плавания размещаются в здании бассейна. Или, если быть точным – спортивной школы «Квант». Ну а остальные две – это дом дедуси и бабуси, а также музыкальная школа, в которую я хожу уже почти год. С прошлой осени. Хм, тогда откуда этот вопрос?

– А если мы куда подальше переедем, тогда что делать будешь? – продолжил отец.

– Куда это мы переедем? – удивился я. И замер. Неужели… Отец улыбнулся:

– Нам с мамой квартиру выделить обещают. В новом районе. На сороковом квартале…

Купить квартиру в СССР было практически невозможно. Потому как доступными для покупки были только кооперативные квартиры. А их строилось не более сотой части от всего объема жилья. Все остальное было государственным. Ну в городах… Да и в деревнях с частной собственностью на жилье тоже все было не очень однозначно. То есть дома вроде как были частные, однако и дом и участок могли быть в любой момент изъяты государством, если бы потребовалось в этом месте провести дорогу или, там, построить новый мост либо даже коровник. Причем возмещение владельцу выделялось не по какой-то там рыночной стоимости (не было в СССР никакого рынка жилья), а строго по установленным государством расценкам. Положено за дом выплатить владельцу четыреста рублей – получите и распишитесь. Ничего сверх этого государство вам не должно… Ну а государственная квартира «выдавалась» предприятием или учреждением, на котором трудился работник, для проживания оного. Но именно для проживания, а не в собственность. Поэтому продать ее было невозможно. В лучшем случае обменять. Однако этот процесс был весьма геморройным. Причем настолько, что вокруг него кормилась немногочисленная когорта жилищных маклеров, организующих целые обменные цепочки. Скажем, однушка в Москве менялась на трешку в Воронеже, та на двушку в Риге, а рижская – на две однушки в Выборге… Делалось все это не забесплатно, конечно, а за деньги. И очень неплохие. Скажем, если, как я уже упоминал, дом в деревне по госрасценкам стоил всего четыреста рублей, то стандартной таксой маклеров была целая тысяча. А при более сложных случаях цены вырастали многократно… Впрочем, теоретически существовала возможность обменяться и напрямую. Через объявление в газетах или как-то по знакомству. Но реально в жизнь такие возможности воплощались настолько редко, что ни одного человека, совершившего нечто подобное, в кругах моих знакомых просто не существовало. Только слухи ходили. Ну знаете такие: «моя двоюродная тетушка ходила на лечебную гимнастику с одной женщиной, у которой брат знает одного человека, который сумел обменять свою двушку в Сестрорецке на однокомнатную в Подольске…» Но это было возможно, только если имелось что менять. А с этим в стране также были большие проблемы. Нет, на улице никто не жил, но нередки были случаи, когда в девятиметровой комнате общежития проживало ажно три поколения одной семьи – бабушка, дедушка, папа с мамой и ребенок. Или по восемь человек в стандартной «двушке»… Так что о жилье мечтали, и все, кому повезло им обзавестись, держались за него обеими руками. Ибо в случае переезда проживающий в данной квартире должен был непременно «сдать» ее обратно. Иначе это грозило немыслимыми карами, среди которых то, что на новом месте его не поставят на «жилищную очередь», было едва ли не самым слабым. Впрочем, даже это всего лишь означало, что на новом месте его опять ждали все те мытарства, которые он уже один раз прошел, когда получал прошлую квартиру. Включая проживание в съемном жилье или общаге. Причем бывало, что мужа и жену размещали отдельно. То есть мужа загоняли в мужское, а жену в женское общежитие… А еще – обеспечение жильем очень сильно зависело от отрасли, в которой трудился человек, и от конкретного предприятия. Оборонка и заводы-гиганты, как правило, имели довольно обширные программы строительства жилья. Так что работники подобных предприятий зачастую имели возможность «заслужить» себе квартиру лет за шесть-восемь. А вот всякие предприятия из небольших городков или райцентров, типа кожевенных заводов, лесхозов, небольших деревообрабатывающих предприятий и мебельных фабрик, а также мелких мехмастерских, молокозаводов и тому подобных, на которых работало более половины всех трудящихся страны, ждали своих вроде как бесплатных квартир от родного государства десятилетиями. И частенько так до смерти и не дожидались…