У нас с Козей были контры. Он появился в нашей компании дней шесть назад и, узнав, что я младше его, тут же попытался мной командовать. Остальная компашка, к тому моменту знавшая меня достаточно хорошо, смотрела на его попытки со снисходительной насмешливостью, ожидая, что вот-вот Козе «прилетит по полной». Но я с какого-то перепуга решил не обострять и попытаться поставить Козю на место мягким способом. Жалко стало. Уж больно мелким он был. И от этого сильно страдал. Что стало мне очевидно уже после пяти минут общения. Как и то, что именно этим и объяснялась его задиристость. Так что был очень неплохой шанс на то, что, если помочь ему справиться с его негативной психологической самоустановкой, он сможет вырасти во вполне нормального парня, а не в мелкого хулигана… Поэтому я решил считать эту ситуацию психологическим тренингом себя, любимого, и наработкой практики управления людьми. В прошлой-то жизни подобная практика у меня была большая, хотя и несколько специфическая. Потому как армейская. Как-никак двадцать четыре года погоны относил. И на пенсию ушел полковником… Но на этот раз становиться профессиональным военным я не собирался.

Нет, армия, несомненно – отличная школа. И я был ей благодарен за все то, что она мне дала. В первую очередь умение разбираться в людях, конечно, но еще и понимание, как широки на самом деле пределы человеческих возможностей. Даже своих собственных. Особенно своих собственных! Было у нас в училище упражнение, которое я и сам потом широко практиковал. Ну, когда стал офицером. Очень наглядное… Рано утречком подразделение поднимали по тревоге и уводили на марш-бросок в полной выкладке. А в полной выкладке долго бежать не получится. Сдохнешь быстро. Но вот «волчьим скоком», то есть сто шагов бегом, потом сто шагов шагом, можно передвигаться часами. Однако, когда ты уходишь на такой марш первый раз, организм этого не знает. Да и не нравится ему, привыкшему к ленивой и комфортной гражданской жизни, когда его так нагружают. Поэтому он начинает довольно быстро сигнализировать тебе всеми доступными способами, как ему плохо и некомфортно: глаза заливает пот, сбивается дыхание, начинают болеть ноги, колоть в боку, ломить косточка на крестце, которую набило малой пехотной лопатой… Но сделать ничего нельзя. Потому что сзади бежит «замок» и орет:

– Подтянись! Шевели ногами! Не отставать!

Потом пот начинает не только заливать глаза, но и хлюпать в сапогах. Ноет хребет, который набило каской, сбившейся на затылок, и ты уже не дышишь, а сипишь, с трудом втягивая воздух в горящие легкие через потрескавшиеся от жажды губы. Потому что воды у тебя только одна фляжка. И пить ты имеешь право только по разрешению командиров. Нет, были некоторые, которые тишком выхлестывали всю фляжку уже на первых пяти километрах… ох как же они потом страдали! И вообще, по всем внешним признакам ты должен был упасть и умереть еще пару километров назад, однако гудящие ноги, обутые в ставшие почти неподъемными сапоги, продолжают бухать по земле, неся тебя вперед в стаде таких же хрипло и со свистом дышащих существ, своей расхристанностью и измученным выражением на лицах ни разу не напоминающих бравых защитников Родины… А еще через три километра «замок» командует:

– Так, Шабаршин – сними с Аракеляна автомат. Онопко – ты хватаешь его вещмешок. Лобов, Марков – быстро сняли брючные ремни и зацепили Аракеляна за запястья. Поволокете его! Что, не видите, что он уже на последнем издыхании? Товарищу помогать надо. Взвод своих не бросает.

А ты мысленно взвываешь, потому что тоже на последнем издыхании. И уже давно на последнем издыхании. И это тебя надо волочь, а не Аракеляна. Причем уже километров пять как надо. А то и десять… Но все равно, раздвинув дрожащими от усталости руками сбившиеся на пузо подсумки, выдергиваешь из бретелек на штанах тонкий брезентовый ремешок, на котором держатся брюки, и, не прекращая бега, захлестываешь твоего товарища по курсантскому взводу за безвольно повисшие запястья, после чего крепко вцепляешься в свободный конец ремешка. А «замок» снова орет:

– Быстрее! Шевели ногами… м-мать! Чего плететесь, как беременные черепахи? Нагнать взвод! Время засекается по последнему!

Ну а когда ты, шатаясь и хрипя, наконец-то добегаешь до финиша и буквально падаешь на землю, выдавливая из все еще судорожно дергающих легких:

– …здец! Думал уже на третьем километре помру… – рухнувший рядом с тобой «замок», дышащий почти так же, как и ты, хотя пару минут назад казался тебе свеженьким и совершенно не уставшим, с кривой и измученной гримасой выдавливает из себя:

– Во-от, а пробежал – пятнадцать! – после чего с трудом улыбается и поясняет: – Человеческий организм способен на куда большее, курсант, чем нам кажется. Если ему не потакать в привычной для него лени…

В том, что это так, я потом убеждался не раз. Отмахать пехом за сутки по дикой жаре, обливаясь потом и сплевывая забившую рот пыль шестьдесят восемь километров, а потом полночи воевать, отражая учебные атаки и атакуя в ответ, – возможно. Спать в луже под проливным дождем, который льет уже вторые сутки, – тоже несмертельно. Как только вода в луже нагревается от тепла тела – глаза сами закрываются. Не спать трое суток подряд, а потом после десятикилометрового марш-броска лихо выйти на стрельбище и отработать тактическое учение с боевой стрельбой «Рота в наступлении» с оценкой «отлично»? Да вообще легко!

Так что – да, армия – великая школа. И пройти через нее совершенно точно очень полезно любому парню вне зависимости от того, чем он потом собирается заниматься… Но я-то уже один раз ее прошел. Да еще и не школу. Школа – это, если по аналогии, «срочка». Я же отслужил двадцать четыре года! То есть получается, что я прошел и техникум, и университет, и даже академию. Причем точно не был в них «второгодником». Иначе хрен бы дослужился до полковника. Так зачем нужно повторять уже пройденное и усвоенное по второму разу? К тому же чем я буду зарабатывать себе на жизнь – я уже знал. Писательством, чем же еще? А что – и сейчас и в будущем вполне уважаемая профессия. Ну если пробьешься. Но у меня-то уже один раз получилось. А сейчас-то у меня опыта куда побольше будет, чем тогда, когда я это делал в первый раз. Так что другие варианты я даже не рассматривал. Есть дело, которое принесет и удовольствие, и достаток, – так чего искать добра от добра? Просто на этот раз начну двигаться в этом направлении пораньше. Может, еще даже в школе. Есть же такая газета «Пионерская правда». Там, насколько мне помнится, даже фантастика публиковалась. Кир Булычев, если я правильно помню, там публиковался с очередным произведением из цикла про «девочку из будущего» Алису Селезневу. А я как раз в этом жанре и работал… Так что почему бы некому пронырливому пионеру тоже вовремя не подсуетиться?

Что же касается высшего образования, то с его помощью я собирался устранить один из наиболее серьезных имеющихся у меня дефицитов – недостаточное знание языков. Потому как если английский мне, худо-бедно и на весьма среднем уровне, который я называл «уровень ресепшена», то есть позволяющий объяснить, кто ты и откуда взялся в отеле, уточнить, как добраться до какой-нибудь местной достопримечательности, и, самое главное, понять ответ, а также заказать в ресторане стакан красного вина или свежевыжатого сока, освоить удалось, то с другими – тем же немецким, французским или итальянским дело было совсем швах. А мне хотелось иметь возможности более-менее свободно общаться на нескольких языках… Я-то в отличие от всех остальных, живущих сегодня в СССР, точно знал, что весьма скоро, всего-то через двадцать с небольшим лет, железный занавес, окружающий СССР и почти намертво отсекающий его даже от стран так называемого социалистического содружества[1], падет, и наш народ радостно ринется лицезреть то, о чем до сего момента мог только читать в учебниках или на страницах исторических романов: Колизей, Эйфелеву башню, дворец Дожей, собор Парижской Богоматери, Альгамбру, пирамиду Хеопса, гору Фудзи, Централ-парк, Кельнский собор и Карлов мост… Да что там говорить, если у меня самого одна из самых сильных эмоций в жизни случилась, когда я сошел с туристического катера на самую главную и известную в Венеции Славянскую набережную, и меня просто пробило воспоминание о том, как в свои четырнадцать, сидя у телевизора, я смотрел на стоящего вот здесь, на этом самом месте, Юрия Сенкевича, ведущего телепередачи «Клуб кинопутешествий», и четко при этом осознавал, что меня там никогда не будет! И не то что даже какое-то сильное сожаление тогда было. Нет, не особо. Потому что к седьмому классу я уже успел понять, как устроена жизнь. Что толку сожалеть о том, что лед холодный, а вода мокрая? Ну вот и с этим так же… А тут – оп, и я здесь! Незабываемое чувство…