Разум может появиться благодаря нашим близким связям с другими, а также и благодаря нашим попыткам установить эти связи.

Мышление в обществе: слишком много или слишком мало?

В чикагском зоопарке Брукфилд – огромный обезьянник, который состоит из трех больших помещений, соединенных короткими коридорами. Посетители проходят по узким, приподнятым, проложенным вдоль стен тротуарам и могут заглядывать в клетки. Горных горилл держат в уникальном вольере, водруженном на вершину бетонного острова. Посетители могут разглядывать горилл с близкого расстояния, оставаясь в безопасной изоляции от животных.

Впервые я вместе с семьей посетил обезьянник несколько лет назад. Заглянув в клетку, я увидел, как самая знаменитая в экспозиции горилла Бинти Джуа опиралась на бетонное дерево. В 1996 году эта горилла подхватила трехлетнего мальчика, который упал в бетонный отсек и потерял сознание, защитила ребенка от агрессивной самки, а потом баюкала малыша, держа его на руках так, словно это был ее собственный детеныш. В конце концов Бинти отнесла мальчика к входу в отсек и дожидалась до тех пор, пока ребенка не забрал смотритель. В день нашего посещения Бинти сидела у подножия дерева, сложив руки на животе, посматривая вверх на нас тогда, когда мы разглядывали обезьян сверху. Я не мог не подумать, что она размышляет. Была ли она раздражена людьми, которые имитировали забавные звуки, издаваемые обезьянами (что делал и я)? Устала ли она? Или находилась в депрессии? Я спросил сына, не кажется ли ему, что Бинти хотелось бы выйти из вольера и убежать в джунгли. Ни минуты не колеблясь, сын прочитал мысли обезьяны и ответил: «Нет, если она родилась в зоопарке».[121]

Я перевел взгляд с Бинти, которая, казалось, погрузилась в размышления, сидя под своим бетонным деревом, на извилистую вереницу людей, стоявших прямо над Бинти. Люди таращили глаза на обезьяну. Некоторые издавали смехотворные звуки. Скопление людей, бредущих по бетонной дорожке друг за другом, как стадо, казались мне более глупыми, чем Бинти. Разум других людей подобен дыму. Дым может сгущаться и становиться видимым в какой-то момент, а затем рассеиваться. То же самое можно сказать о чужом разуме, и не важно, чей это разум – человека, животного, гаджета или Бога. Разум появляется тогда, когда другие его носители близки нам: когда они действуют и выглядят как мы, когда они каким-то образом связаны с нами. Иногда это приводит нас к ошибкам. Похожие на людей неодушевленные объекты, непредсказуемо обрушивающиеся погодные явления и любимые домашние животные могут быть наделены рассудком… которого у них на самом деле нет. Разве большинство людей не наводят на мысль об уме Бинти Джуа триггеры, заключающиеся в том, что она действовала совсем как женщина-мать, пытающаяся защитить ребенка? Да. Есть ли у Бинти те же самые умственные способности, о которых вы и я начинаем думать, или нет? Конечно, какие-то умственные способности у нее есть.

Наша способность читать чужие мысли – одно из величайших орудий человеческого мозга, абсолютно необходимое для плавания по сложной социальной жизни. Активизируя эту способность, мы можем совершить ошибки двух типов: не признать разум в том, кто действительно наделен разумом (например, в другом человеке), или распознать разум в чем-то, что на самом деле разума не имеет (например, в урагане, компьютере или случайных эволюционных процессах природы). Все эти ошибки порождены нашим отказом от включения шестого чувства в одних случаях и отказом отключать это чувство в других.

Здесь вполне резонно спросить, правильно ли настроены триггеры, запускающие наше шестое чувство. Мы приписываем ментальные состояния других существам, объектам и событиям слишком много или слишком мало? Очевидного и четкого ответа на этот вопрос нет. По-видимому, мы делаем и то и другое. Но на протяжении веков наша готовность распознавать разум у существ, не являющихся людьми, считается своего рода глупостью, ребяческой склонностью к очеловечиванию и суеверием, которое образованные и ясно мыслящие индивидуумы переросли. Думаю, такой взгляд ошибочен и неудачен. Признание ума у другого человека вызывает те же психологические процессы, что и признание ума у животных, Бога или даже гаджета. Такое признание ума – отражение величайшей способности нашего разума, а не признак нашей глупости. Конечно, всякий раз, как вы обнаруживаете невежество и ошибки, их надо искоренять, но не все ошибки, совершаемые при чтении чужих мыслей, одинаково вопиющи. Отношение к лишенному разума гаджету как к разумному порой может выглядеть немного глупо, но пренебрежение умом человека разумного или потенциально разумного животного – фундаментальная составляющая бесчеловечности.

Ученые прилежно работают над обнаружением реального существования других умов. После многих научных экспериментов психологи и биологи теперь знают, что шимпанзе наделены впечатляющими умственными способностями. Есть умственные способности и у собак, хотя они и не так умны, как мы думаем, главным образом потому, что мы подвергаем собак «очеловечивающему» воздействию, из поколения в поколение воспитывая их как добрых друзей человека.[122]Даже вороны стараются успокоить друг друга после драк.[123]Впрочем, наше шестое чувство, выявляя разум других существ, действует намного быстрее. Когда триггеры, подключающие к разуму других, срабатывают благодаря нашему восприятию, объяснениям или связям, разум может появляться почти во всем, что мы видим.

Как мы поступаем, когда наше шестое чувство активизировано и мы энергично пытаемся понять разум других? Признав, что столкнулись с разумом, как мы понимаем, что этот другой разум мыслит, чувствует или желает чего-то?

В данном случае самый очевидный исходный пункт – разум, который известен нам лучше всего, то есть наш собственный разум. Эта посылка работает исключительно хорошо потому, что разум имеет свойство действовать у разных существ скорее похожим образом, нежели по-разному. Если вы считаете, что луковое мороженое отвратительно на вкус, убеждены, что анархия – ужас, и чувствуете холод, выходя зимой на улицу, вероятно, что другие люди разделяют ваши мысли и чувства. Проблема в том, что «вероятно» – совсем не то же самое, что «наверняка». Этот инструмент замечательно работает тогда, когда мы рассуждаем о мыслях человека, который думает и чувствует точно так же, как и мы. Но, если мы думаем о разуме тех, кто определенно отличается от нас, этот инструмент действует намного менее эффективно. Таким образом, эгоцентризм – отличная исходная точка для размышления о разуме других, но очень плохая точка завершения этих размышлений. К сожалению, исследование, которое будет описано в следующей главе, показывает, насколько легко перескочить к эгоцентричным выводам и насколько трудно впоследствии скорректировать такие выводы. Это несовершенство наших умозаключений порождает одну устойчивую ошибку – переоценку степени, в которой другие видят, думают и чувствуют так же, как мы.