можно писать с него юмористические зарисовки. Мы, новобранцы, с прапорщиком Ивановым пересекались пока еще мало, но сержанты рассказали до хрена веселого. Многие фразы, ставшие легендой части, принадлежали именно ему.

Естественно, по замполиту тоже прошлись. Причем, мы в своих куплетах обходились без фамилий, но по описанию сразу становилось ясно, о ком идет речь. Образы сложились на удивление яркие.

В итоге, было решено оставить результат коллективного творчества на память потомкам. То есть следующим солдатам, которые займут наше место. Как руководство к действию, чтоб они понимали, с кем приходится иметь дело.

— Готов? — Спросил меня Сидоров и хлопнул по плечу. Это странно, но после того, как мы вместе сочиняли песню, он стал не то, чтоб лучше ко мне относится, но негатива я больше не чувствовал. От остальных сержантов тоже. Кроме, само собой, Злыднева. Этот по-прежнему, поедал меня глазами, вызывая четкую уверенность, наша с ним история не окончена. Выжидает, сволочь. А тот факт, что остальные сержанты подобрели, вообще вызывал у Злыднева зубовный скрежет.

Я ответил Сидорову, что готов, и полез в карман, собираясь достать листок, на котором были написаны слова песни и аккорды. Учитывая, что времени на подготовку выпало не особо много, с разрешения замполита, я должен был, как говорится, «читать с листа».

Проблема оказалось в следующем. Слова еще можно запомнить наизусть, но музыку, нет. Я, конечно, стал петь, как Соколов, но мыслить продолжал, именно, как Ткачев. И вот Ткачев в этой грамоте — ни в зуб ногой. Смотрел, играл. Убери у меня с глаз аккорды, стоял тупил, будто дурак.

Дабы процесс этот выглядел серьёзно, где-то, представить не могу где, раздобыли пюпитр. С другой стороны, в этом и есть специфика армии. Если надо что-то, чего нет, оно обязательно будет найдено и поставлено, куда требуется. На на пюпитр водрузили сборник каких-то нот, а свою шпаргалку я должен был положить сверху. Таким образом у проверяющего сложилось бы впечатление, что рядовой Соколов — просто охренеть, какой серьёзный музыкант.

— Черт… — Карман был пуст. Я полез в другой. Такая же история.

— В чем дело? — Сержант Сидоров сразу понял, что-то пошло не так, и напрягся.

— Листы со словами, аккордами. Похоже, остались в расположении… А без них я не смогу…

— Ну, ты даешь… Сейчас, погоди. Отправлю кого-нибудь. — Распорядился сержант.

Он исчез, оставив меня наедине с гитарой и нехорошим предчувствием. Как говорится, если процесс не задался сразу, обычно он идет через задницу. Мой жизненный опыт подсказывал, зачастую все так и бывает.

Неумолимо приближался черед нашего с Соколовым номера. Танцы станцевали, стихи прочли, сценку исполнили. Следующий — мой выход. Я нервничал. После случая с ночными пробежками сейчас не хватает накосячит с этой гребаной песней. Замполит меня сгноит за это. Просто сживёт со света.

— Вот! — сержант Сидоров забежал в последнюю минуту, сунул мне в руку листы, исписанные карандашом, а потом выпихнул меня же на сцену. — Давай! Пошел!

В итоге, я не вышел, а вылетел. Будто мне не терпелось быстрее поразить зрителей своим талантом.

Было непривычно и сильно не по себе. Появилась даже какая-то легкая дрожь. Все-таки единственное место, где я выступал в присутствии посторонних людей — это караоке. И в эти моменты мне было искренне плевать, что подумают окружающие, по причине невменяемости. А тут реально какая-никакая сцена и какие-никакие зрители.

Пюпитр уже стоял на сцене вместе с нотным сборником.

Я прошел строевым шагом к микрофону. Понятия не имею, почему строевым. Наверное, от нервов. Но, судя по довольным лицам начальства, им это понравилось. Была ещё мысль громко крикнуть: «Служу Советскому Союзу», но я от нее отказался. Ибо она — бредовая. Просто очевидно, нервничал, поэтому думал всякую херню.

Открыл ноты, положил сверху листок, поудобнее взял гитару в руки и заиграл. Играю, понимаю, аккорды ни черта не те. Мотив похож, но более веселый. Ну, а потом уставился в листок и начал петь свое произведение.

Уже на втором куплете пришло понимание, это — мандец. Песня была не та и слова не те. Вместо патриотического гимна армии я исполнял юмористические куплеты, написанные нами о всем командирском составе части.

Но главное, на автомате один черт продолжал петь. Пребывая в еще большем ступоре, понимая, что сейчас каждым словом рою себе яму все глубже, не мог остановиться. Прям переклинило меня. И как остановится, если уже начал? Заткнусь, точно поймут, что это вышло случайно. Все, залёт несомненный. Тем более, с первого же куплета присутствующие поняли, о чем речь и о ком конкретно говорится в данном музыкальном произведении. По сути, я с потрохами сдавал некоторых идиотов из начальства.

В песне было 16 куплетов. Уже на третьем замполит сравнялся цветом лица с пожарной машиной, на восьмом начал шарить рукой по ремню в поисках кобуры. На мое счастье ее там не оказалось. Иначе, убийства было бы не избежать. Уверен, майор Золотнюк предпочел бы такой исход. Чем то, что ждало его в итоге моего выступления. Проверяющий тем временем, внимательно слушал, как в музыкальной форме я рассказываю особо интересные косяки начальства, записывая особо понравившиеся места в блокнотик и многообещающе поглядывая на всех по очереди. То на майора Золотнюка, то на прапорщика Иванова, который сидел с самого края, то на остальных офицеров, упомянутых в песне.

Я исполнил последний аккорд, поклонился.

— Вот так могло бы быть, если бы наши доблестные, честные товарищи командиры, вели себя иначе, чем ведут. Песня-юмореска несет сарказм и осуждает подобных индивидов. К счастью, в нашей части все, согласно Уставу и распоряжениям штаба. — Отчеканил я громко, с гордым выражением лица, а потом, таким же строевым шагом, ушел со сцены. В гробовой тишине. Это все, что было возможно сделать в сложившейся ситуации.

— Соколов… Ты звезданулся? — Первое, что сказал сержант Сидоров, как только я оказался за пределами сцены. — Тебе же мандец…

Удивил, конечно. Вполне понятно и без него. Что было дальше в зале, я не увидел, меня за шиворот утащили в Ленинскую комнату ожидать итога своего очередного финта. И главное, хрен кому докажешь, что это — роковое стечение обстоятельств.

Удивительно, но в тот день я даже остался жив. И даже не сильно орал замполит. Оказалось, проверяющий мои последние слова принял на веру. Действительно решил, такая креативная задумка. Рассказать о возможных нарушениях, с тем умыслом, мол, а мы не такие. Просто ему, проверяющему, в голову не могло прийти, что кто-то позволил бы солдату исполнить песню с подобным содержанием всерьез. Правда, вместо