Вслед за Сергеем она подошла к стулу, но наглеть и жаться к нему в этот момент не рискнула. Пусть немного успокоится. Эк он, однако, бурно отреагировал! Не будь Ларочка так уверена в своей неотразимости, она могла бы и обидеться.

Она стояла перед ним и, сцепив руки за спиной, чуть покачивала бедрами. Платье красиво покачивалось вокруг ее ног голубыми фалдами.

– Прекрасно понимаю, – она пыталась убаюкать его некстати вздыбившуюся гордыню, ломавшую ее гениальный план. – И это вовсе не говорит о твоей распущенности. Это просто физиология. Тебе это просто необходимо. Если не для удовольствия, то хотя бы для здоровья. Ну сам посуди – не пойдешь же ты ради здоровья на Тверскую! Это чревато последствиями.

Эк она ловко вывернула! Про здоровье Ларочка здорово придумала. Нужно развивать эту версию до победного. Не мытьем так катаньем, но она должна сегодня добиться своего!

– Я же забочусь о своей матери? Забочусь. И о Маришке забочусь, и о тебе. Мне это как раз совсем не составит труда, не стесняйся! Для меня главное, чтобы вам было хорошо. Чтобы вы были живы-здоровы. Да неужели ради твоего здоровья я не пожертвую такой малостью?

Она активнее заиграла бедрами, платье едва поспевало за ними и чуть дыбилось в районе коленок. Давай же, истукан, просыпайся! Ради тебя стараюсь, ради тебя прикупила новое белье!

– Сереж, ты меня удивляешь, ей Богу! Что страшного произойдет, если ты получишь то, что жизненно необходимо любому мужчине? Когда ты болеешь, ты принимаешь лекарство из любых рук – будь то мать, будь то дочь или доктор. Так ведь сейчас точно такой же случай, вот и рассматривай его с точки зрения медицины. Я – твоя скорая помощь. Тебе понадобилась прививка – я доктор, я готова ее сделать. Что тут страшного? А ты поднял истерику. Как нецелованный мальчик, честное слово!

Сергей слушал эту тираду и просто диву давался. Как у нее все легко и просто. Прививка, обычная медицинская процедура! Как ловко она его подловила, как мягко стелет – логику свою выдумала. И по этой ее логике выходит, и правда – ничего страшного. Получил таблетку из рук доброй тетеньки, утолил жажду стаканом воды, поданным чужим человеком. И правда – в чем крамола? О Боже, что за бред!

– Знаешь, Лара, шла бы ты домой. Я что-то сегодня притомился. Спасибо за помощь, все было очень вкусно. Но уже поздно – иди домой…

Домой?! Ларочка испугалась. Вот сейчас он ее выгонит и все мечты пойдут прахом. А как же голубые фалды, как же новое белье? Да к черту белье, когда под откос идет генеральный план! Она не должна уходить. Если она спасует сейчас – значит, Ирка победила. Ну уж нет!

Интим не прошел, значит, стоит вернуться к кулинарно-хозяйственной теме. Пока между ними стояло только праздничное застолье, всё шло гладко и соответственно графику. Придется сделать шаг назад, чтобы потом была возможность двигаться вперед.

– Ну что ты, Сережа, здесь же еще столько дел! Со стола убрать, посуду помыть. Нужно еще как-то умудриться втиснуть все салаты в холодильник…

– Ты не волнуйся, я сам справлюсь. Да и Маринка скоро придет, поможет. Ты и так сегодня устала.

Ларочка поняла, что вот сейчас, в эту минуту решается ее судьба. Или она останется в этом доме хозяйкой, или в следующий раз ей даже не откроют двери. Кинулась на колени, обхватила руками его ноги:

– Не прогоняй меня! Не гони! Я тебе еще пригождусь… Пригодюсь… Тьфу, как его? Сережечка, миленький, неужели ты не видишь, что я тебя люблю? Люблю с самой первой встречи! Я столько лет ждала этого дня, я так мечтала.

В попытке освободиться его нога дернулась под ее руками. Ну уж нет! Ларочка только пуще прижалась к ним и затараторила, стараясь усмирить его, уговорить:

– Ну что тебе еще нужно? Ты же видишь – я хорошая хозяйка, я Маринке буду самой лучшей матерью. Тебе женой буду верной, не как та шалава! Не хочешь жениться? Не надо! Я и так согласна, будем жить не расписанными. А хочешь – я буду приходить только тогда, когда ты захочешь. Вот как сегодня: захотел, а я раз – и здесь, и к твоим услугам, а? Ну пожалуйста, миленький мой, любимый! Ну что тебе стоит? Чем я хуже? Я так хочу быть рядом с тобой! Кем пожелаешь. Хочешь – женой верной, хочешь – наложницей султановой, хочешь – просто подругой? Нет, просто подругой не надо, лучше наложницей. Серенький, родненький, я же о тебе всю жизнь мечтала, не прогоняй меня, а? Ну пожалуйста! На меня, возьми, прямо сейчас. Я вся твоя, вся-вся! И никаких обязательств. Вот видишь, какая я выгодная невеста – всегда к твоим услугам, в любую секундочку, совершенно бесплатно, да еще и никаких обязательств… Я сделаю все, что ты захочешь. Не стесняйся, проси! Нет, приказывай! Я раба твоя, твоя скорая помощь… Я столько лет терпела эту сучку только ради того, чтобы быть рядом с тобой. Теперь ее нет, она нам уже не помешает…

Ее пальцы судорожно пытались расстегнуть ремень, но, захлебываясь словами, она никак не могла этого сделать. Наконец, войдя в раж от собственных признаний, от впервые высказанных вслух слов, не дававших покоя много лет, начала рвать ремень зубами, рискуя их сломать. А руки царапали голую грудь Сергея, будто пытаясь сгрести его в охапку, присвоить себе, унести с собой.

Сергей брезгливо оттолкнул мерзкое существо, жалобно подвывавшее в районе его паха:

– Прочь! Прочь отсюда! Ты что себе удумала? Специально все подстроила, да? Уходи, слышишь, уходи! И никогда не возвращайся. Слышишь? Никогда сюда не возвращайся!

Ларочка поднялась с колен. Ухмыльнулась, оправив собственноручно разодранное в пылу страстей платье:

– Гонишь? Смотри, не пожалей. Дурак ты, Серенький, счастья своего не понимаешь. До сих пор любишь сучку подзаборную, да? Да она с ним прямо на рабочем столе трахается! Жалюзи закроет, гадюка, несмотря на запрет Буськова, и трахается! А в дырочку-то все прекрасно видно! Правда, в дырочку могу смотреть только я, остальные сотрудники только догадываются. Ходят мимо, ухмыляются, прикалываются: «Русакова проводит очередную пятиминутку»! Ну что ж, видать, это твой удел – любить шалаву и не замечать порядочную женщину. Ты сам выбрал, Сереженька. Только о той сучке позабудь – ты ведь ей теперь даром не нужен, у нее теперь, как у Пугачевой, молодежный период. Они уж и заявление на прошлой неделе подали, так что мадам Русакова очень скоро превратиться в Черкасову. А ты давай, терпи, занимайся по ночам самоудовлетворением…

И, накинув на разодранное платье пальто, с гордо поднятой головой вышла в ночь.

* * *

– Сегодня…

Решение назревало давно. Он сразу заметил – что-то не так, что-то изменилось. В первый же рабочий день наступившего года Черкасов понял: что-то произошло. Причем произошло уже после их с Русаковой маленького приключения на балконе. Что-то крайне серьезное и негативное. Впрочем, негативное для Русаковой. Самому же Вадиму ситуация вполне могла пригодиться в будущем, и даже, возможно, не слишком отдаленном. А стало быть, Черкасов мог позволить себе отнести неизвестное происшествие к позитиву.

Русакова изменилась резко и конкретно. Не заметить это мог разве что слепой. Мало того, что она резко постарела – как раз это обстоятельство Вадима чрезмерно порадовало. Но, что много хуже, изменилось отношение Ирины к окружающим. А возможно, и к самой жизни. Раньше она не была благосклонно настроена разве что к Вадиму, но с остальными сотрудниками была приветлива и улыбчива. И, если раньше от нее исходили флюиды довольства окружающим миром вообще и собственной жизнью в частности, то теперь она источала целые потоки неуверенности в себе, ненависти опять же только к себе одной, и презрения к жизни в целом.