– Типа убили. Я толком не знаю. Может, сама окочурилась от таблеток. Слухи ходили, что Инга на каких-то таблетках сидела.

– А тебя за что били? Ты при чем? – заполошно воскликнула Клавдия Ивановна.

Медленно встала, поставила пустую чашку на тарелку из-под омлета, грязную вилку, чайную ложечку пристроила рядом с чашкой. На негнущихся слабых ногах захромала к раковине.

– Ба, оставь, я сама помою, – вдруг опомнилась Маша. – И не паникуй, я ни при чем. Это сто пудов! Просто Инга, которую убитой нашли, приревновала меня к этому взрослому парню. А я не при делах, ба. Говорю, не нужен он мне. Старый он для меня. А она бесилась и бесилась.

– Почему? – обернулась на нее от раковины Клавдия Ивановна. – Не потому, что он тебя до дома из школы возил на мотоцикле?

– Упс-с… – зашипела Маша спущенным шариком. Исподлобья уставилась на старую женщину. – Откуда знаешь? Следила?

– Уследишь вас, как же! – со слезой воскликнула она. – Валя видела. Не раз видела. И рассказала мне.

– Это ничего не значит, ба. У меня с ним вообще ничего не было и быть не могло. Фи-и… – Машкино лицо сложилось брезгливой гримасой. – Он же старый!

Бабка как-то сразу успокоилась. Вымыла тарелку, чашку, вилку с ложечкой, залила водой старую сковороду. Намочила тряпку и вернулась к столу вытирать крошки.

Маша сидела, изучая во фронтальной камере мобильного свой синяк.

– Не видно там ничего, не волнуйся, – утешила Клавдия Ивановна. – Чуть кремом мазнешь, и все. Ничего не видно. Только, если ты ни при чем, чего тогда полиция тебя у матери искала?

– Ой, ба, забей! – Машка вывернула губы, махнула по ним языком, качнула головой. – Они нас теперь всех трепать начнут. Мы же ее одноклассники.

– Вон чего, оказывается! А то мать-то твоя с утра визжала, что я за тобой не углядела. Грозилась забрать! – пожаловалась со слезой Клавдия Ивановна. Дотянулась до локтя внучки, вцепилась. – Только я тебя ей не отдам, Маша. Ни за что не отдам. Она сына у меня забрала и не сохранила. Теперь тебя? Не-ет! Не получит. Чё еще спросить-то хотела, Маша…

Старые бабкины глаза спрятались в морщинах.

Когда она вот так вот щурилась, жди каверзных вопросов. Маша насторожилась.

– Чего, ба? Говори быстрее, мне в ванную надо.

Она отключила камеру. Убрала телефон в карман. Встала и шагнула к выходу из кухни.

Бабка стояла, опираясь ладонями в край стола. Без костыля ей было совсем тяжело.

Ей же восемьдесят, ударило вдруг Маше в голову. А если не протянет до ее совершеннолетия, что будет? Ее обратно матери вернут? Только не это! Там молодой отчим-поганец. Полезть, конечно, теперь к ней не полезет. Но гадить примется на каждом шагу. Да и бабку жалко. Они будто любят с ней друг друга. Правда, у Маши как-то не получается о ней заботиться. Даже в аптеку Клавдия Ивановна сама ходит. Но ночами Маша всегда прислушивается к ее дыханию, контролирует.

– Ба, ну чего ты? – повторила она, обняла старую женщину за плечи, прижалась щекой к ее макушке. – Все у меня ок, понимаешь? Я не при делах вообще. Ни в чем таком не замешана. Не пью, не курю, не колюсь.

– Наша порода, – с гордостью отозвалась Клавдия Ивановна, погладила Машу по руке. – Этот мотоциклист-то, который тебя вчера со школы привез, не сосед наш, нет?

– Нет, ба! – Маша закатила глаза и отскочила от нее. – Все у тебя?

– Да у меня-то все! Только вот Валька Люсова со второго этажа никак не уймется. Говорит, Нинкин племянник девок возит. То, говорит, одну. То вторую.

– Какой Нинкин племянник? – наморщила Маша лоб.

– Соседки моей покойной – Нины. Григорий. Убили ведь ее, Нину-то. Я тебе рассказывала.

– Рассказывала. Помню.

– Полиции тогда много было. Ой, много. Ты в комнате тогда закрылась с другом каким-то своим. И просила не беспокоить. А они, ох, всех допрашивали. Помнишь?

– Помню. Все в прошлом.

Маша повернулась и пошла в ванную.

Вспоминать о том дне ей совершенно не хотелось. Это был самый скверный, самый страшный день в ее жизни. Даже страшнее того, когда она, проснувшись, обнаружила на своей груди лапы поганца-отчима.

– Ее убили, а племянники в квартиру заехали. Сначала один – мотоциклист лохматый. А потом второй – в очках, – бубнила ей бабка в спину, не отставая ни на шаг. – А Даша даже не появляется здесь. Ни разу после того случая не была.

Маша распахнула дверь, стукнула ладонью по старому выключателю. Обернулась. Холодно глянула на бабку.

– У тебя все, ба?

– Так это точно не Григорий тебя возит на мотоцикле? – Ее глаза снова утонули в глубоких морщинах. – Нет? Мне надо знать, Машка. Придет полиция, а я что скажу?

– Чей-то она придет-то? – она обеспокоенно дернула ногой.

– Так у матери тебя не нашли. Значит, сюда явятся. Точно явятся. Она наверняка им адрес мой сообщила.

– Ба, так они в школе меня найти могут. И говорили уже со мной, чего ты паришься, не пойму.

В школе она рассказывала то же, что и остальные. Они успели договориться, пока конопатый мент директрису изводил вопросами. То есть ничего она ему не рассказала. Так же, как и остальные. Они дураки, что ли, стучать ментам! И от них вроде отстали. Чего вдруг у матери ее ищут? Может, идиотка Светка что слила?

– Тварь! – шепнула Маша, уставившись на свое отражение. – Какая же тварь!

Синяк был виден, совсем замазать его не выйдет. И если мент приедет к бабке, та может что-нибудь лишнего ляпнуть. Ни она, так тетка со второго этажа. Надо придумать достойную предысторию этой глупой драки. И Светку-тварь предупредить. Как ни крути, после смерти Инги они со Светкой в одной лодке.

Даша осторожно выкручивала руль, пробираясь по глубокой колее, заполненной дождевой водой.

Не хватало ей еще тут увязнуть! Выбраться из машины и дойти до гаражей пешком значило явиться туда по колено выпачканной. Слева и справа от колеи, по которой сейчас ползла ее машина, жирно блестела грязь. Глубину определить было сложно, но в тех ботинках, которые сейчас на ней, она точно увязнет.

Машина ревела на малых оборотах, но ползла.

Интересно, это одна дорога или есть еще какая-то? Посыпанная щебнем или укатанная в асфальт. Как сюда добираются автолюбители, если транспорт в гараже?

Надо будет уточнить у Сергея Вострякова, к которому она сейчас пробиралась.

– В гараже ищите, – посоветовала ей его супруга, встретив Дашу на пороге квартиры и не позволив его переступить.

– Мне сказали, что он на больничном, – усомнилась Даша в ее искренности. – Плохо себя чувствует, и все такое.

– Девушка, – супруга Вострякова подперла пышные бока. – Плохо себя чувствует? Да он из гроба встанет и побежит туда!