Светловолосая актриса улыбается и останавливает поток его слов поцелуем – страстным, снисходительным, восхищенным.

У женщины был рак селезенки, лимфатических узлов и брюшной полости: поражение лимфообразующих тканей. Еще у нее воспаление легких. Она согласилась на просьбу Раджита разрешить испробовать на ней новую методику. Еще она знает, что утверждать, будто кто-то излечил рак, в Америке противозаконно. До недавнего времени она была очень толстой. Килограммы с нее спали, и Раджиту она напоминает снеговика под солнцем: с каждым днем она все больше теряет очертания, тает.

– Это не лекарство в обычном понимании слова, – говорит он ей. – Это набор химических инструкций.

Она смотрит непонимающим взглядом. Он вводит ей в вену две ампулы прозрачной жидкости. Вскоре она засыпает.

А когда просыпается, никакого рака нет и в помине. Вскоре после этого ее приканчивает пневмония.

Два дня, предшествовавших ее смерти, Раджит задавался вопросом, как объяснить тот факт, что, как недвусмысленно показывает аутопсия, у пациента теперь есть пенис, и во всех отношениях – функционально и по хромосомам – он является мужчиной.

Следующая сцена – двадцать лет спустя, крохотная новоорлеанская квартирка (хотя она с тем же успехом может быть московской или манчестерской, парижской или берлинской). Сегодня великий вечер, и Джо/зефина поразит всех.

Выбрать предстоит между придворным платьем восемнадцатого века в стиле полонез с кринолином (фиброглассовый турнюр, расшитый кружевами алый корсаж на проволочном каркасе подчеркивает глубокое декольте) и репликой придворного платья сэра Филиппа Сидни[12]из черного бархата с серебряной нитью, дополненного жестким плоеным воротником и гульфиком.

Наконец, взвесив все за и против, Джо/зефина щупает грудь над членом. Еще двенадцать часов: Джо/зефина открывает пузырек с красными таблетками, на каждой таблеточке значок «X», и забрасывает в рот две. Десять утра, и Джо/зефина отправляется в кровать, где начинает мастурбировать (пенис встает лишь наполовину), но засыпает еще прежде, чем кончить.

Комната очень маленькая. По стенам, стульям, дверцам шкафов развешана одежда. На полу – пустая коробка из-под пиццы. Обычно Джо/зефина громко храпит, но в «перезагрузке» не издает никаких звуков вообще, – с тем же успехом это может быть своего рода кома.

Джо/зефина просыпается в десять вечера, чувствуя себя хрупкой, нежной и обновленной. Раньше, когда для Джо/ зефины все только начиналось, за каждой переменой следовал дотошный осмотр перед зеркалом, инспекция родинок и сосков, передней плоти или клитора, попытки определить, какие шрамы исчезли, а какие остались. Но теперь Джо/зефина в этом мастер и надевает турнюр, нижние юбки, корсаж и платье. Ее новые груди (высокие и конические) поднимаются и подтягиваются, нижние юбки метут пол, что означает, что под них можно надеть пару сорокалетней давности «док-мартенсов» (никогда не знаешь, когда придется бежать, идти или отбрыкиваться, а от шелковых туфелек проку ни на грош).

Высокий припудренный парик завершает ансамбль. Пшикнуть туалетной водой. Потом рука Джо/зефины шарит по нижним юбкам, палец проходит между ног (трусов Джо/зефина не носит, претендуя на аутентичность, которую сводят на нет «док-мартенсы»), потом наносит духи за ушами – на Удачу, быть может. В одиннадцать ноль пять от входной двери звонит таксист, и Джо/зефина спускается вниз. Джо/зефина едет на бал.

Завтра вечером Джо/зефина примет еще дозу; в рабочие дни начальство требует, чтобы Джо/зефина была исключительно мужчиной.

Переписание отвечающего за пол хромосомного кода Раджит всегда считал лишь незначительным побочным эффектом. Нобелевскую премию давали за лекарство против рака (перезагрузка, как выяснилось, излечивала большинство видов рака, но не все).

Для человека умного, Раджит оказался на удивление близоруким. Было кое-что, что он не удосужился предвидеть. Например…

Что некоторые люди скорее умрут от рака, чем подвергнутся перемене пола.

Что католическая церковь выступит против химического триггера Раджита, к тому времени уже выброшенного на рынок под брэндовым названием «Перезагрузка», главным образом потому, что перемена пола заставляла тело женщины в процессе перезагрузки снова вбирать в себя плоть эмбриона, ведь мужчины не могут быть беременны. Против Раджита выступил еще ряд религиозных организаций, в основном исходя из Книги Бытия, главы первой, стих двадцать седьмой: «И сотворил Бог человека по образу Своему, по образу Божию сотворил его; мужчину и женщину сотворил их».

Среди выступивших против Раджита были ислам, русская православная церковь, римско-католическая церковь (за вычетом ряда раскольнических голосов), униатская церковь, ортодоксальный трек-фэндом, ортодоксальный иудаизм, альянс фундаменталистов США.

К тем, кто выступил в поддержку применения метода Раджита по назначению квалифицированного врача, относились большинство буддистов, Церковь Святых Последнего дня, греческая православная церковь, церковь сайентологов, англиканская церковь (за вычетом ряда раскольнических голосов), нью-йоркский трек-фэндом, либеральный и реформированный иудаизм, американская коалиция нью-эйдж.

Ни одна религиозная организация или доктрина поначалу не одобрила использования «Перезагрузки» для удовольствия или развлечения.

Хотя Раджит сознавал, что благодаря перезагрузке любые операции по перемене пола отойдут в прошлое, ему никогда не приходило в голову, что кто-то может прибегнуть к ней из страсти, любопытства или ради эскапизма. Поэтому он не предвидел возникновения черного рынка «Перезагрузки» и сходных химических триггеров, равно как и того, что через пятнадцать лет после одобрения «Комиссией по продуктам питания и напиткам»[13]и появления его «Перезагрузки» в аптеках нелегальные продажи аналогов его детища (или, как они вскоре будут известны, «бутлегерских ребутов») более чем в десять раз превысят продажи героина и кокаина.

В нескольких новокоммунистических государствах Восточной Европы владение «бутлегами» каралось смертной казнью в судебном порядке.

По слухам, в Таиланде и Монголии мальчиков насильно перезагружали в девочек, чтобы повысить их ценность как проституток.

Мальчиков перезагружали в девочек, девочек перезагружали в мальчиков: семьи экономили на чем могли ради одной-единственной дозы. Старики, как и прежде, умирали от рака. Последовавший за тем кризис рождаемости не воспринимался как таковой до тех пор, пока не стало поздно, предложенные для его преодоления крайние меры оказались слишком сложными для введения и в свою очередь привели к революции.