— Сдается мне, что Белый уже придумал, как обернуть ситуацию в нашу пользу.

— Есть некоторые мысли, — довольно улыбаясь, ответил Ксандр. — Но расскажу, только когда соберу больше информации. Кстати, у меня живот к спине прилип, со вчерашнего дня крошки во рту не было.

Аная вдруг спохватилась и вскочила с кровати.

— Побегу распоряжусь, чтобы тебя накормили. То-то мне от Наримы достанется, что тебя голодом морю.

Когда девушка удалилась, Ксандр виновато посмотрел на друзей и тоже вскочил с кровати.

— Час назад поел. Просто по нужде охота…

И под дружный мужской смех вылетел из комнаты.

На обратном пути Саша второпях окунул голову в бочку с холодной водой, стоявшую во дворе. Вернувшись к себе, он застал только Нариму, убиравшуюся в спальне. Женщина встретила его с улыбкой и сообщила:

— Сотники велели передать, что на обед сюда придут. Наюшка тоже заглянет. Тут и продолжите разговор. А ты, чадо, пока иди, молочка с медком попей. Тебя с утра Бруни Весельчак спрашивал. Скоро заглянуть обещался.

Ксандр, улыбаясь, наклонился и поцеловал в лоб своего бессменного секретаря.

— Что бы я без тебя делал, Наримушка.

— Что, что, — проворчала женщина, ловко разглаживая одеяло на кровати. — Умер бы с голоду, вот что!

Во внутреннем дворике и по совместительству столовой под открытым небом Сашу уже встречали ра-ханы, высунувшие розовые языки и дружно виляющие хвостами. На выскобленном до блеска столе обнаружилась глиняная крынка с парным молоком, несколько ломтей свежего хлеба и янтарно-желтые куски медовых сот в глубокой деревянной плошке.

Несмотря на то что Саша только недавно перекусил, на угощение, оставленное Наримой, он набросился с удовольствием. О ра-ханах тоже не забывал. Мягкие розовые языки вмиг слизывали куски хлеба, вымоченные в меде.

— Мм, — приговаривал Ксандр, качая головой. — Сладенькое всем нравится…

— Ты им что ни дай, они все подметут, обжоры, — прогудел знакомый голос у дверей.

Бруни стоял, прислонившись плечом к дверному косяку. На рябом лице — улыбка в тридцать два зуба, голубые глаза горят азартом. Крепкие руки, покрытые сажей и мелкими ожогами, бережно охватили кожаную торбу. После памятного боя у ворот Ксандр впервые видел кузнеца улыбающимся. В тот день пали два старших брата Бруни, и с тех пор от рыжего весельчака и балагура осталось лишь только прозвище.

«Вот она, доля победителей, — думал Саша. — Люди теряют близких, смысл жизни, прежние имена…»

А вслух произнес:

— Ну показывай уже! Не томи!

Плошки и тарелки с едой перекочевали на дальний край стола. На смену им из торбы кузнеца появлялись миниатюрные модели камнеметов и стрелометов. Бережно доставая свои поделки, Бруни мечтательно улыбался, предвкушая обсуждение сделанного.

Ксандр, мельком наблюдая за кузнецом, думал, как разительно изменилось настроение этого человека. Саша вспомнил тот день, когда занес Весельчаку свои наброски. Тогда кузнец даже не посмотрел на льняные лоскутки с черными картинками, продолжая беспощадно молотить по какой-то заготовке. Казалось, что слова о моделях и мелких деталях Бруни пропустил мимо ушей… А вот и нет…

«Вышел, кажись, из режима „зомби“, — радовался Саша. — Правильно говорят — любимое дело и работа способны сотворить с человеком чудеса».

— Ну, что скажешь? Оно? — Бруни уставился на принца.

— А я знаю? Оно или не оно… — буркнул Ксандр, заслужив недоуменный взгляд. — Успокойся ты, сейчас все объясню… Понимаешь, Бруни, я вырос в эпоху совершенно другого оружия, более страшного и смертоносного.

Весельчак кивнул.

— Помню, ты говорил, что есть такая штука, которой можно уничтожить целые страны. Хотя не могу себе представить, как это…

— Это очень страшное зрелище, — сказал Саша и непроизвольно поежился, вспомнив черно-белые кадры кинохроники испытаний ядерных бомб. — Но сейчас не об этом. То, что я нарисовал, мне никогда не приходилось видеть воочию. Только на картинках да по телику и еще… хм… да… ну, в общем, не важно… Так что будем думать вместе.

Бруни крякнул, почесал затылок и сказал:

— Тогда давай думать…

— Процесс в принципе прост, — пояснил Ксандр, улыбаясь. — Натянул, вложил снаряд, прицелился, отпустил и попал.

Бруни улыбнулся в ответ и поднял указательный палец.

— И, что важно, — не в себя!

Следующие несколько часов они вертели в руках игрушечные копии машин, надеясь в дальнейшем создать по их подобию грозные орудия смерти. Спорили, доказывали, соглашались, что-то чертили, потом зачеркивали. Лишь одна из моделей дожила до конца обсуждения, да и то только благодаря Нариме. Женщина, не обращая внимания на импровизированное «конструкторское бюро», начала накрывать на стол: мол, война войной, а обед по распорядку. Сперва появилось блюдо с запеченым свиным окороком, за ним — дымящиеся белые рыбные ломти, политые темно-красным ягодным соусом, затем — покрытые золотистой корочкой тушки куропаток, маленькие рыжие грибочки с зеленью, большие белые грибы, плавающие в густом сметанном соусе, несколько продолговатых блюд с жареной рыбой… Постепенно стол заполнился разнообразными яствами, а маленький дворик — умопомрачительными запахами.

— Все! Сдаюсь! — Ксандр, улыбаясь, поднял руки. — В такой обстановке работать невозможно! Пора перекусить!

Бруни, громко сглатывая слюну и хищно раздувая ноздри, от приглашения героически отказался, мотивируя тем, что его жена небось уже заждалась к обеду. Собрав все детали и наброски в мешок, он поспешно удалился, пообещав начать работу с завтрашнего утра.

— Странно, — пожал плечами Ксандр. — Чего это с ним?

— Как чего? — расставляя тарелки, удивилась Нарима. — Не дорос он еще до конунгова стола. Мастер он, конечно, один из первых, это все знают, но не дорос — и все тут.

— А кто же тогда дорос? — с иронией в голосе спросил Ксандр.

Нарима на секунду остановилась и посмотрела на парня. В ее глазах читался вопрос: мол, не ударилось ли ненароком чадо головой об стену? Насмотревшись, а затем решив что-то для себя, женщина решила продолжить, несомненно, глупый, на ее взгляд, разговор.

— Доросли те, кто рода знатного, — исчерпывающе ответила она.

— А-а-а! Теперь я понял, — не меняя тона, сказал Ксандр. — Значит, доросли те, у кого мошна звонким золотом полна!

— Ох, чадо несмышленое! — качая головой, сказала Нарима. — Где мошна, а где знатность! Вроде бы и в языках силен, а слов простых не понимаешь.

— Ну так растолкуй балбесу.

— А куда деваться, конечно, растолкую. Чтобы знал на будущее, а то еще ляпнешь где не надо глупость и сам не поймешь. Знатен — это тот, кто доблесть свою выказал в служении конунгу своему и народу. Не жалея жизни своей.