— Красиво! Только у меня вопрос есть. Чем же тебе тогда Бруни не угодил? Вон он сколько всего сделал для народа и конунга. Братьев потерял, сам кровь проливал.

— Так не он один, — добавила Нарима. — Только вот доблесть он свою когда выказывать начал? Правильно. Когда, как ты сам говоришь, жареным запахло. Все же остальное время он о мошне своей заботился под защитой конунга и дружины. Живи себе, работай, законы предков не нарушай — и будет тебе покой и счастье. Так все в его роду поступали. А вот взять, к примеру, Альди Урома. Все мужчины в его роду воями были. Многие в сечах пали. Сам он смолоду, как и предки его, надежной опорой конунговой власти был. Пока Бруни твой спит под теплым боком женки своей, Уром по лесам скачет, с врагами ратится. Бруни твой в мастерстве своем совершенствуется да в тайне секреты свои держит, чтобы никто не узнал, сыновья подрастают ведь — им все перейдет. А Уром вон мальчишек способных, не о мошне думая, меч держать учит. Он воев конунгу и народу растит. И еще много могу сказать, только вот ты сам до того додуматься должен.

Ксандр глубоко вздохнул и помассировал виски.

— Ох уж эти классовые отношения.

— Не знаю, что ты там только что молвил, но мнится мне — что-то очень нехорошее.

— Вот-вот, доиграетесь так до революции, а потом начнется… Ну, допустим, ты права, но вот что делать, если конунг и его ближники, дворяне, значит, перестанут думать о своем народе? Что тогда?

— Это как?

— А вот так. Перестанут — и все. Начнут драть в три шкуры с простых людей, а сами будут в золоте купаться. Народ от голода пухнет, а они пиры да охоты устраивают. Тогда что делать?

— Это какой же конунг так поступать-то будет?

— Ну вот, а меня еще и обвиняет, что, мол, вопросы глупые задаю. Будет, еще как будет.

— Тогда друиды за людей вступятся.

— О! А вот ты представь, что эти друиды еще хуже правителя своего будут. Пока конунг делится с ними золотишком и землями, какой смысл духовенству лезть в управление страны?

— Тогда совет старейшин…

— А зачем? — перебил женщину Ксандр. — Все дети старейшин — при конунге. Значит, при власти. Что тогда?

Женщина поежилась.

— Что-то ты, чадо, страсти всякие тут мне рассказываешь.

Ксандр ухмыльнулся. Ловко подхватив ломтик белой рыбы, отправил его в рот.

— Суровая правда жизни, Наримушка.

— Знать, никто не в силах противостоять конунгу?

— Ну почему же, — возразил Ксандр. — Всегда найдутся недовольные как среди духовенства, так и среди дворян. Ведь король, конунг или царь какой-нибудь, чтобы одарить кого-то из своих ближних, должен сперва у кого-то что-то отнять. А бывает и так, что кому-то из ближников недодали. Тоже обида. Тогда обиженные вспоминают о народе, у которого уже давно все отняли и у которого осталась только жизнь и, что страшно, ярость. Всепоглощающая и всеразрушающая ярость.

Нарима тяжело вздохнула.

— Вот-вот, — сказал Ксандр. — Вижу, понимаешь ход моих мыслей. Так и начинаются гражданские войны. Отец идет на сына, брат на брата. Раскол в обществе. Страна проваливается в своем развитии лет на тридцать назад. Все, чего достигли деды и прадеды, обесценивается, втаптывается в грязь. К власти приходят новые люди, начинается новый виток истории государства. Строительство нового мира, и, что печально, — на костях миллионов людей…

Нарима сидела рядом с Ксандром, опустив плечи и сложив руки на коленях.

— Что приуныла? Страшно? То-то. Вот я и спрашивал тебя, почему это Бруни не остался на обед. Ведь стол-то мой. Хм… Хотя, если разобраться, какой он мой? Здесь вообще ничего моего нет, кроме разве что шмоток да оружия.

Нарима наконец очнулась и, поднимаясь с лавки, сказала в присущей ей манере:

— Вот когда у тебя появится твой собственный стол, тогда и будешь приглашать кого попало.

Обед закончился час назад. Обещанный разговор так и не состоялся. Друзья давно разошлись. Ксандр остался наедине со своими мыслями. После дружеской перепалки с Наримой у него появились некоторые вопросы, которые раньше он почему-то себе не задавал, хотя следовало бы… Наконец, что-то для себя решив, Саша поднялся из-за стола и направился в свою комнату. Уходя, он краем глаза заметил Нариму. Та увлеченно о чем-то судачила с двумя женщинами у дверей кухни.

— Ничего, — бурчал он себе под нос. — Раз «не доросли» сидеть за моим столом, которого, как оказалось, у меня и нет, тогда я напрошусь за их стол сам. Я не гордый… Корона с меня не упадет… Ее, кстати, у меня тоже нет… Пока…

Следующую неделю Ксандр полностью пропал из поля зрения Анаи. Сперва девушка не на шутку переволновалась, но потом стали возвращаться слуги, посланные на поиски «пропавшего без вести». Оказалось, парень за несколько дней облазил весь город вдоль и поперек.

— Рыбаки видели его в порту, долго беседовали с ним, угощали солененькой рыбкой и сухарями, — докладывал королеве рыжий служка, теребя застежки на кафтане.

— А еще он обошел все харчевни города, — не отставал от рыжего лысый лопоухий мужичок, нетерпеливо переступая с ноги на ногу. — Там много народу было. С ним за столом купцы из Ульма сидели…

— Наши тоже были, — уточнил рыжий.

— И мирольмских хватало, — закончил лысый.

— И все? — спросила Аная, сидя на троне и слушая доклад.

— Нет! — почти хором ответили «разведчики».

— Он потом у Бруни обедал, — сказал рыжий.

— И у Хатера Красного и Фрэйта Беспалого тоже, — поспешил добавить лысый.

— Потом он нурдам что-то втолковывал.

— И вельду-толмачу наособицу — тоже.

— Два дня назад из храма почти не выходил, все в манускриптах копался. Вычитывал что-то…

Рыжий, почесав огненную шевелюру, сказал:

— Он, кажись, весь мастеровой люд обошел.

— У всех побывал. И у паннов опальных тоже, — не поднимая глаз, буркнул лысый.

Аная тяжело вздохнула и сказала:

— Не опальные они. Каждый лорим волен говорить, что у него на душе лежит. А вот когда руку поднимет на конунга своего, тогда уж другой разговор пойдет. Но у этих от слов к делу пока не дошло, да и, мнится мне, не дойдет.

— Ну и слава Творцу, раз такое дело, — облегченно вздохнул рыжий.

Аная откинулась на спинку трона и сложила руки на груди.

— Еще что-то?

— Сегодня он почти весь день с главами семей вельдов беседовал… А так — все, — закончил лысенький мужичок.

— Что ж, спасибо за службу, — сказала Аная. — Ступайте на кухню, скажите, я велела накормить, чай, изголодались.