Чем ближе мы подъезжали к даче, тем все больше и больше вмоей голове появлялась неразбериха, и все мои попытки упорядочить мысли ипривести их к общему знаменателю терпели крах. Я вновь подумала об Илье. О том,как привезла его на свою дачу, затем уехала в город и там встретила его вновь.Об этой его загадочной амнезии, о подбежавшей к нашему столику Наташке. О ееслепой уверенности в том, что ее ограбил именно Илья, только лысый.Задурманенная алкоголем голова сильно болела и отказывалась соображать.

Единственное, о чем я действительно жалела, так это о том,что нельзя вернуть все назад. Если бы можно было вернуть все назад, я бы непоехала вчера на дачу, не сбила бы Илью и не нажила бы кучу проблем исовершенно необъяснимых последствий на свою бедную голову. Что за человек этотИлья? И как бы заглянуть к нему в душу да хоть одним глазком посмотреть, что вней творится? А ведь если на Илью посмотреть не как на пешехода, который попалпод мою машину, а как на мужчину, с которым совершенно случайно свела менясудьба, то можно сразу отметить: у него хорошо тренированное и красивое тело,которым залюбуется любая женщина. Он очень похож на человека, которыйзаставляет себя часто заниматься физическими упражнениями, а это значит, что онподтянут и необычайно хорош собой. При другой ситуации от такого запросто можнобыло бы потерять голову.

— Сколько еще до дачи? — перебила мои мыслиНаталья.

— Почти приехали. Наташа, только мы с тобойдоговорились — все без глупостей!

— Договорились. Я "просто еще раз посмотрю наэтого человека, и все.

— Только «посмотрю» совсем не означает вцепиться ему вглаза!

— Светлана, ну о чем ты говоришь.

— Все о том же.

— Мы же договорились.

Открыв калитку, я пропустила Наташку вперед, но та чуть былоне сломала каблук о первый попавшийся камень. Поддержав подругу, я тут жеподставила ей свое плечо и пожаловалась:

— Опять фонарь перегорел. Прямо напасть какая-то. Я неуспеваю лампочки менять. Перегорают с бешеной скоростью. Захочешь — ненапасешься.

— Тебе здесь не только фонарь, но и дорожку не мешалобы заасфальтировать. Тут все шпильки пообломать можно.

— Вообще-то я на шпильках на дачу не езжу.

— Но ведь у нас же с тобой экстренный выезд.

Незапланированный. Можно даже сказать, что спонтанный.Наверно, именно поэтому мы с тобой и не успели в резиновые сапогипереобуться, — тут же съязвила Наташка и, облокотившись о деревянныеперила, стала рассматривать ногу.

— Что ты там рассматриваешь?

— Ногу больно. Ты все-таки об асфальтированных дорожкахподумай.

— А что мне думать? Я собственными силами все равно ихне сделаю. Тут мужская сила требуется.

— А может быть, даже не мужская сила, а мужскиевложения. Мужик, он и в Африке мужик. Что за жизнь пошла непонятная? Куда никоснись, везде мужик нужен, — сделав паузу, Наташка посмотрела на свет вокне и, ухмыляясь, произнесла:

— Вроде есть у тебя один мужик. Лежит готовый. Ждеттвоего приезда. Только для того, чтобы его на дачу заманить, тебе пришлось понему машиной проехать.

— Что ты несешь? Я тебе это по секрету сказала.

— Я никому и не кричу. Я просто излагаю факты.

Мы ни в чем не виноваты. Время такое — мужики сами в руки недаются. Они нынче хитрые пошли, себе на уме. Они только гарцевать по дорогаммогут. В таком состоянии их и нужно сбивать. Если бы у меня машина была и яувидела, что бесхозный мужик через дорогу намыливается, я бы его тоже немногоподвинула и на кровать положила. А иначе он черта с два на нее ляжет. Хотялечь-то, может, и ляжет, но только на одну ночь, а так его можно к постелиприковать на продолжительное время.

— Наташа, ты очень много выпила.

— Что у пьяного на языке, то у трезвого на уме. А есличестно, то с твоего пешехода толку мало. Дорожки он тебе все равно незаасфальтирует. Ты не того сбила.

— Что значит «не того»? — мысли моей подругивсегда приводили меня в шок.

— Жаль, что меня рядом не было. Я бы тебе подсказала,по кому нужно проехать. А еще лучше бы сразу по парочке. Мы бы их по разнымуглам растащили и выхаживали. А этот вообще непонятный товарищ, и личность мыего толком не установили. Раненный на голову, склонен к вранью про дома наРублевке, нечист на руку, тащит все, что блестит.

— Наташа, немедленно прекрати! Мы же с тобойдоговорились.

— Все, молчу.

— Вот и молчи, а то ты сейчас сама себя заведешь. Пошлив дом. Только, смотри, без глупостей. Я так от всего устала, что ни одной твоейвыходки не вынесу.

— Не понимаю, про какие выходки ты говоришь.

— Ты знаешь, про какие.

Я открыла дверь в дом с замиранием сердца и тут же пальцемпригрозила подруге, чтобы она вела себя как можно более пристойно. Зайдя вкоридор, я немного прокашлялась для того, чтобы Илья понял, что я уже в доме, ипрошла в комнату. Мой так называемый пешеход лежал на кровати, натянув простынюпочти до подбородка, а его глаза были закрыты.

— Спит, — тихо сказала я своей подруге.

— Утомился, — понимающе кивнула она.

— Пусть спит. Не будем его будить.

— Пусть ему снятся хорошие сны. Как ты думаешь, что емуснится?

— Не знаю.

— Наверно, мои драгоценности. Держит он в руках моидрагоценности и не знает, что с ними сделать, — то ли на уши повесить, толи вокруг шеи обмотать. Чтоб он ими удушился! — в Наташкином голосепоявилось ярко выраженное раздражение.

— Ната, ты опять начинаешь.

— Молчу. Если бы ты только знала, как мне в эту спящуюрожу вцепиться хочется.

— Я не сплю. — Илья тут же открыл глаза и поднялголову. — Ты с кем?

— С подругой.

— Зачем?

— Что «зачем»?

— Зачем ты взяла с собой подругу?

— Так получилось. У нее неприятности. Я не могла ее втаком состоянии одну оставить.

— Я же тебе сказал, чтоб одна приезжала. Ты что, решилазверинец здесь устроить?!