думал, что невозможно – это разговаривать с цветами, а сегодня невозможным для него стало попасть на прием к королеве розе без предварительной записи.

– В таком случае не могли бы вы записать меня на прием к королеве на ближайшее время? – настойчиво продолжал он.

– Боюсь это невозможно, – повторила роза, судя по всему свою излюбленную фразу.

– Почему? – недоумевал еж.

– Ближайшее время только что прошло, – ответила она сухо.

– Как прошло, но ведь никто не зашел, – возмутился ежик.

Роза вновь юркнула вглубь куста и тут же вернулась обратно.

– Могу предложить записать вас на попозже, – учтиво произнесла она.

– Интересное время, и когда же оно наступит?

– Если вас не устраивает время, могу предложить не скоро! – сердито буркнула роза.

– Нет-нет, все устраивает, – резко ответил ежик.

– Вот и чудненько, – спокойно промолвила она.

Наступила долгая пауза, во время которой Герман то сидел, то ходил туда-сюда в попытках хоть как-то скоротать время. Роза стояла молча и неподвижно. За ней слышались голоса других роз, они тихо, но бурно что-то обсуждали. Ненадолго, ежонок, весь превратившись в слух, замер, пытаясь разобрать о чем они говорят, но речь их была настолько скомкана и монотонна, что не поняв ни слова, Герман быстро отказался от этой затеи. Время будто остановилось. Ожидание было самым трудным занятием для ежонка.

Он пристально глядел на обращенный к нему бутон, наблюдал за едва уловимым движением лепестков, от которого каждый раз он вздрагивал в надежде, что роза объявит, что попозже наступило и он может пройти к королеве. Но ничего подобного не происходило.

– Еще не пора? – поинтересовался ежонок.

– А? Что? – резко, будто только что проснувшись, заговорила роза, дергая лепестками больше обычного. – Пора? Да! – воскликнула она, отчего у Германа сразу заблестели глаза и он вскочил будто бегун на старте. – Да, – повторила она вновь. – Чудесная пора, лучшая пора для цветения.

Мордочка ежонка поползла вниз и приняла еще более унылый вид. Роза же раздула свой бутон и тут же сдулась, издав при этом пронзительный шипящий звук, и снова замерла. Ежик понял, что попозже ждать бессмысленно и, убедившись, что цветок не реагирует на его движение, решил обойти куст вокруг. Остальные цветы так же не реагировали на ежонка. Некоторые из них медленно покачивались из стороны в сторону, направив свои бутоны к солнцу, другие стояли неподвижно, периодически издавали все тоже пронзительное шипение, похожее на храп. Остальные активно болтали, кто парами, кто по трое-четверо сбивались в небольшие группы. Проходя мимо одной из таких групп, Герман был сильно удивлен, когда услышал, как они, не внимая ни единому слову друг друга, говорили одновременно каждый о своем. Ежонку понадобилось приложить не малые усилия, чтобы приспособиться к их отрывистой и местами протяжной речи и научиться разбирать среди всеобщего гама слова одного говорящего. Самыми распространенными темами для разговора оказались сухие корни, вялые листья и сломанные шипы. Ежу было не понять всей серьезности данных проблем, потому уловив суть разговора, очередной парочки, он тут же двинулся дальше, пока не услышал протяжный вой, похожий на недовольный стон, от которого по шкурке пробежал холодок, и еж невольно замер. Почти уверенный, что услышанный им вой принадлежал королеве роз, Герман пристально вглядывался в кусты, в попытках определить откуда он исходил. Внутри куста ежик сумел различить огромный алый бутон королевы. Она стояла с розой поменьше, пока остальные цветы вокруг отвернулись и раздвинулись в разные стороны, образовав при этом пустой круг, в центре которого и стояла причитающая королева.

Вот удача, подумал ежик и аккуратно полез вглубь куста, получив при этом массу неодобрительных шиканий со стороны цветов и неоднократно схлопотав шипами по мягкому месту, но все же добравшись до своей цели.

– Позор! – причитала королева, обращаясь к небольшой желтой розе. – Какой позор! Как же теперь я буду править?!

– Мы можем оторвать этот листок, ваша благоуханность, – предложила желтая роза.

– Ты что сдурела?! – пришла в ярость от неуместного совета своей подданной королева. – Я должна ходить как оборванка?! И это и есть ваше коллегиальное предложение ее величеству мне?! – с каждым словом ее тон становился все более устрашающим, пока не достиг своей крайней точки, и она тихо, едва не срываясь на рев, скомандовала: – Вон! – и опустив листья, припала бутоном чуть ли не до самой земли, пока разозлившая ее роза, испуганно нырнула в дрожащий куст.

– Добрый день, ваше … благоухие, – смутившись и преодолев желание убежать, поприветствовал королеву Герман.

– Нет ничего доброго в этом дне, дне когда все вокруг разрушилось, когда жизрь королевы пошла под откос, и все из-за одной пустобутонной розы, сующей свои шипы куда попало и как попало, – гордо выпрямившись, произнесла она свою речь. – А ты разве не записан на попозже? – спросила она, уперевшись в ежа бутоном, переменив свой тон с жалостливого до ехидного.

– Да, – робко ответил ежик. – Но я столько ждал, что и попозже уже давно прошло…

– Попозже никогда не проходит, – сухо перебила она.

– Тогда зачем же записывать меня на такое время?

– А что, лучше было записать тебя на не скоро?

– Нет, воспитаннее было бы принять меня сразу, – уверенно сказал ежик, на что ошеломленная роза только надулась и ничего не ответила. – Ведь я гость, а гостей нужно встречать благопристойно, – продолжил ежонок.

– Ну уж! – возмутилась королева. – Знаешь что?!

– Что ваше благовоние?

– Ничего! – резко ответила роза и без сил спустила бутон в листья.

Герман подошел чуть ближе. Среди множества аккуратных листьев королевы, он заметил один порванный чуть ли не пополам.

– Что с вашим листком? – осторожно и добродушно поинтересовался еж.

– Он порвался, как и вся моя жизнь, – снова запричитала королева.

– Неужели ничего нельзя сделать?

– Можно оторвать этой неуклюжей розе все шипы, чтобы она больше никого не поранила.

– Зачем же так сразу, наверняка она не специально это сделала и теперь очень сожалеет о случившемся, – предположил ежик.

– Мне от этой мысли не легче. Да на меня теперь и смотреть страшно.

– Это еще не конец света, – пытался подбодрить ее Герман. – Небольшой порез еще не делает вас некрасивой, скорее особенной. Не стоит этого стесняться и переживать из-за этого.

– И это мне говорит мохнатый еж, – вздохнула роза. – Нет ничего более унизительного.

– Поверьте есть. Например, быть приклеенным к собственному стулу по своей же глупости.

Роза ничего не ответила, но слегка размякла, задумавшись над словами юного философа.

– Вам нужно заняться тем, чем вы любите. Когда расстраиваюсь я, мне мама печет что-нибудь вкусненькое, пирог, булочки, что угодно.

Помолчав еще какое-то время, роза выпрямилась в полный рост и вновь вернулась к