Тогда он опустился на колени, положил кейс на землю и вскинул руки.

Спустя несколько секунд, пробиваясь сквозь стрекот лопастей, послышался топот ботинок по гравию. Ковальски успел только обернуться, как ему врезали прикладом по носу. Хрустнула кость, полыхнула багряная вспышка боли, и Ковальски упал. Мир погрузился во тьму чернее ночи.

Он старался не потерять сознание, но даже здесь ему не повезло.

Порывы ветра усилились, когда вертолет опустился ниже, чтобы забрать добычу. Завыли сирены, хотя Ковальски понимал, что помощь не поспеет вовремя. И все же враги заметались смутными тенями, перекрикиваясь на арабском.

Кто-то подхватил кейс.

Ковальски потянулся было за ним, но его руку отпихнули.

Он бессильно уронил голову. Он ощущал привкус крови, слышал ее запах. Даже перед глазами стояла кровавая пелена, которая, впрочем, не мешала видеть, как открывают кейс.

Неотрывно глядя на пустой чемоданчик, Ковальски засмеялся сквозь кашель.

«Какая ты у меня умная. Слишком умная… для меня».

23:04

Вертолет набрал высоту и улетел, а Мария опустила телефон. Дыхание вдруг перехватило. Она только судорожно раскрывала рот, но не могла втянуть воздух. Остатки воли и сил ушли на звонок Пейнтеру, чтобы рассказать о случившемся. Директор уже поднимал силы близ городка, но этого, понимала Мария, будет слишком мало, для Джо – слишком поздно.

Джо…

Мария слышала выстрелы и опасалась худшего.

«Что же я наделала?»

Она мысленно повторяла эти слова с того момента, как отослала Джо. О хитрости она его не предупредила: пусть бежит со всех ног, унося кейс и спасая собственную жизнь. Для этого он должен был верить, что артефакт при нем.

Мария развела полы куртки: на коленях у нее лежала астролябия, которую она достала из кейса, пока они бежали к роще. Специалист по поведенческим наукам, Мария специализировалась на приматах, но как ведут себя хищники, знала прекрасно: инстинкт велел им преследовать убегающую добычу. Вот и боевики, подстегиваемые адреналином, помчались, не останавливаясь, за Джо.

Впрочем, успех не помогал унять чувство вины. Глубоко и прерывисто дыша, Мария подумала: «Прости меня, Джо».

Грей пересек огороженную площадь. Перед ним высилось четырехэтажное желтое здание со ставнями на окнах и массивными деревянными дверьми. Вход в летнюю резиденцию папы обозначал портик. В отсутствие понтифика летний дворец также служил музеем.

Правда, сегодня дело обстояло иначе.

После стычки накануне ночью дворец превратился в укрепленный бункер. В оцепление попала вся живописная деревушка с ее мощеными улочками, сувенирными лавками и маленькими кафешками. Вдоль старинных дорожек выстроились военные автомобили, огороженную площадь патрулировали вооруженные солдаты в бронежилетах и шлемах. Это была часть папской жандармерии, ватиканской полиции, обученной не только расследовать преступления, но и бороться с терроризмом. Как и Ватикан в Риме, сотня акров летнего дворца принадлежали не Италии, а папскому престолу.

У Грея и Сейхан проверили документы на двух блокпостах, у заграждения их досмотрели и проверили металлодетектором.

Когда они наконец достигли высоких дверей портика, их снова попросил предъявить документы мужчина в темно-синем блейзере. Судя по невыразительному лицу и тому, как выпирали под шитым по мерке итальянским костюмом мускулы, он тоже был из военных. По бокам от него стояли еще двое с наушниками, у которых под пиджаками скрывались пистолеты-пулеметы «МР-7» и пистолеты «Р-320» в кобурах.

Они не были облачены в свою обычную сине-красно-желтую форму, но Грей знал, кто они такие. Швейцарские гвардейцы, и не из регулярного патруля: только элита Швейцарской гвардии допускалась к службе инкогнито. Это был папский эквивалент Секретной службы[22].

Грей, пока ждал, скрестил руки на груди и оглядел площадь. Небо на востоке уже окрасилось розовым, хотя солнце еще не показалось над горизонтом. И хотя тут расквартировали настоящую маленькую армию, Грей машинально высматривал любую угрозу. Он глубоко дышал, готовый приступить к действию. Нескончаемые блокпосты на дороге его достали: сперва долгий перелет до Италии, а после длинная дорога от авиабазы сюда.

Сейхан коснулась его руки.

– С ним все будет хорошо, – сказала она.

По пути Грей постоянно справлялся о том, как продвигаются поиски Ковальски. На месте засады никого не нашли, там остались только лужи крови и стреляные гильзы. Водолазы до сих пор ныряли в поисках тела в темно-зеленые воды близлежащего вулканического озера.

Наконец охранник вернул им документы.

– Я майор Боссар, – представился он с жестким швейцарским выговором. – Я вас провожу. Здесь, на территории Ватикана, вы постоянно будете у меня на виду. Следуйте за мной.

Он провел их за двери в сердце папского дворца. Внутри быстрым шагом направился по выложенным мрамором коридорам, мимо бюстов понтификов, через гостевой салон, обставленный роскошной старинной мебелью. О том, что сюда водят туристов, свидетельствовали бархатные веревки, ограждающие некоторые зоны.

Впрочем, Грей прибыл сюда не на экскурсию.

Наконец Боссар вывел их на широкий балкон с видом на безупречно ухоженный живой лабиринт. Папские владения здесь были обширнее даже, чем Ватикан, и включали не только дворец и его сады, но еще и небольшой лес, скрывающий древнеримский амфитеатр, и семьдесят пять акров молочных угодий.

Тут же был накрыт стол, чтобы роскошный вид на сад не пропадал даром.

Трое завтракавших встали поприветствовать гостей.

Мария Крэндолл вышла вперед поздороваться с Сейхан.

– Слава богу, вы оба приехали, – затаив дыхание, произнесла она.

Пожать руку Грею подошел отец Бейли. На этот раз веселого блеска в его глазах как не бывало.

– Я определенно согласен с оценкой доктора Крэндолл, – с угрюмой решительностью произнес он.

Оставшийся стоять у стола монсеньор Ро кивнул в знак приветствия. Старый священник сменил привычное убранство на джинсы, черную рубашку и легкий пиджак, чтобы защититься от утренней прохлады.

Заметив, что одного человека за столом нет, Грей поинтересовался:

– Как дела у доктора Макнаба?

– Поправляется, – ответила Мария. – За ним присматривают в терапевтическом отделении при одной из папских вилл. Он потерял много крови, рана глубокая, но кость не задета.