— Поэтому — что? — обращаюсь я к Хизер.

Та сверлит Девона гневным взглядом.

— Хотелось бы просто какой-нибудь знак внимания, например, провести целый день, занимаясь любимыми делами: посмотреть кино, сходить погулять, может, подняться на Кардиналз-Пик и устроить пикник… Что-нибудь настолько простое, чтобы даже идиоту это было под силу.

Девон опять переключает станцию. Теперь мне хочется треснуть прямо по его тупой головушке, но он за рулем, а жизни других пассажиров в этой машине мне небезразличны.

Калеб наклоняется вперед и кладет руку Девону на плечо, поглядывая на Хизер.

— Здорово, Хизер. Может, кто-то действительно подарит тебе такой день.

Девон смотрит на Калеба в зеркало заднего вида.

— Что это ты меня трогаешь?

Хизер придвигается к нему вплотную и чуть ли не кричит в лицо:

— Мы говорим о том, что я хотела бы получить на Рождество, Девон!

Девон улыбается.

— Ароматическую свечку? Ты их просто обожаешь!

— Весьма наблюдательно, — отвечает она, откидываясь в кресле. — И правда, у меня ими только стол и комод заставлены.

Девон улыбается, похлопывает ее по колену и смотрит на дорогу.

Мы с Калебом начинаем тихо смеяться, но потом не можем сдержаться и покатываемся от хохота. Я падаю ему на плечо, вытирая слезы. Потом и Хизер начинает смеяться… чуть-чуть. И даже Девон, хоть я и не понимаю, почему.

Каждую зиму одна пожилая пара открывает в городе маленькую свечную лавочку. Она работает только в праздники и всегда находится в разных местах — в помещении какого-нибудь магазинчика, который бы иначе простаивал в праздники. Хозяева живут в городе постоянно, но их свечное предприятие работает в том же режиме, как и наш елочный базар — со Дня Благодарения до Рождества. Нарядно украшенные полки и столики сплошь уставлены ароматическими и декоративными свечами с сосновыми шишками, блестками и другими украшениями, добавленными в воск. Но главное, что привлекает прохожих, — сам процесс изготовления свечей, который можно наблюдать в витрине.

Сегодня хозяйка лавочки сидит на табуретке, а вокруг расставлены разноцветные мисочки с расплавленным воском. Чтобы сделать свечу, она раз за разом окунает фитиль в воск — сначала в красный, потом в белый. Свеча становится все толще и толще. Женщина наносит последний — белый — слой воска и подвешивает свечу на крючок за специальную петельку на фитиле. Теперь она надрезает ножом еще теплый воск и отделяет, словно кожуру, широкую полоску, обнажая многочисленные красно-белые слои под нею. Она оставляет снизу пару сантиметров, останавливается, подхватывает только что срезанную ленту и обвивает ее вокруг свечи. Срезает еще одну, оборачивает, и еще, и вот свеча готова.

Я могла бы смотреть на это часами.

Но Калеб прерывает мою медитацию.

— Какая тебе больше нравится? — спрашивает он и сует мне под нос две свечи. У одной на упаковке нарисован кокос, у второй — клюква.

— Не знаю. Я уже ничего не чувствую. Мне кажется, они пахнут одинаково.

— Не может быть. Клюква и кокос пахнут совершенно по-разному. — И он снова подносит к моему носу свечи: сначала одну, потом другую.

— Найди свечку с корицей, — говорю я. — Мне нравится корица.

Он открывает рот в притворном ужасе.

— Сьерра, корица — примитивный аромат. Все любят корицу! Тебе нужно попробовать более сложные композиции!

— Неужели? — с усмешкой говорю я.

— Уверен. Жди здесь.

Я вновь попадаю под гипнотическое воздействие процесса изготовления свечей, но снова появляется Калеб и приносит еще одну свечку. Он прикрывает рукой картинку на упаковке. Воск в баночке темно-красного цвета.

— Закрой глаза, — велит он. — Сосредоточься.

Я снова закрываю глаза.

— Ну, чем пахнет? — спрашивает он.

Моя очередь смеяться.

— Кем-то, кто недавно почистил зубы и теперь дышит мне в лицо.

Он толкает меня под локоть, и я делаю глубокий вдох. А потом открываю глаза, и наши взгляды встречаются. Он стоит совсем близко. Голос слабеет, и я почти шепотом спрашиваю:

— Что это? Мне нравится.

Он улыбается.

— Немного мяты, немного хвои. И, кажется, немного шоколада. — Надпись на этикетке выведена красивыми золотыми буквами: «Рождественский сюрприз». Калеб закрывает баночку. — Напоминает мне о тебе.

Я облизываю пересохшие губы.

— Хочешь, я тебе ее куплю?

— Даже не знаю, — полушепотом отвечает он. Наши лица разделяет всего несколько сантиметров. — Если я зажгу ее в своей комнате, то сойду с ума.

— Эй, ребята! — прерывает нас Девон. — Мы с Хизер хотим сфотографироваться с Сантой на площади. Пойдете с нами?

Однако Хизер, похоже, замечает, что у нас с Калебом особенный момент, и решает, что нам мешать не стоит. Она хватает Девона за руку и тащит к выходу.

— Оставь их. Потом встретимся.

— Нет, мы пойдем с вами, — говорит Калеб.

Он протягивает руку, и я беру ее. Мне бы, конечно, хотелось скрыться вместе с ним где-нибудь, где нас бы никто не потревожил. Но теперь придется идти и фотографироваться у незнакомого дядьки на коленях.

Очередь на площади тянется от пряничного домика Санты через дворик и наполовину огибает фонтан желаний со статуей медведя, склонившегося к воде.

Девон бросает монетку, и та падает медведю в лапу.

— Загадайте желание! — кричит он.

Девон и Калеб о чем-то беседуют, а Хизер наклоняется ко мне.

— Похоже, вам двоим хотелось, чтобы вас не трогали.

— Рождество тем и славится, что тебя окружают — буквально осаждают — родные и близкие, — отвечаю я.

И вот, наконец, мы у двери пряничного домика. Упитанный паренек в костюме эльфа провожает моих друзей к Санта-Клаусу. Тот сидит на исполинском троне, обитом красным бархатом. Хизер и Девон, прижимаясь друг к дружке, усаживаются к нему на колено. У Санты настоящая белоснежная борода. Он обнимает их, как маленьких детишек. Это мило, хоть и выглядит по-дурацки. Я прижимаюсь к Калебу, и он обнимает меня.

— Раньше я любил фотографироваться с Сантой, — говорит он. — Родители наряжали нас с Эбби в одинаковые рубашки, а потом печатали с этой фотографией рождественские открытки.

Радуют ли его эти воспоминания сейчас или печалят?

Он смотрит мне в глаза и касается пальцем моего лба.

— Вижу, как крутятся колесики у тебя в голове. Да, мы можем говорить о моей сестре.

Я улыбаюсь и утыкаюсь лбом в его плечо.

— Но спасибо тебе, — добавляет он. — Я рад, что ты пытаешься меня понять.