* * *

Игорь Никодимович Романов стоял навытяжку перед сюзереном.

И трепетал.

Насчет кракена Мария была права. И насчет ментальной магии – тоже.

Его императорское величество и владел, и пользовался, просто не афишировал. Нет-нет, не стоит верить в сказки о телепатии. Мыслей император не читал. И не внушал.

Но надавить – мог.

Описаешься от страха – сам все выложишь.

– Мой сын? И внушение?

– Я предположил приворот. И проверил. Вот, ваше…

– Государь.

– Государь.

Романов выложил на стол две куколки, словно вырезанные ребенком из причудливых корешков и три шелковых мешочка с неизвестной начинкой. Император взял одну из них, брезгливо повертел в пальцах.

– Обезврежена?

– Да, государь.

– И – кто?

– Пока неизвестно, государь. Мы работаем над этим…

– Кто – неизвестно, но приворот вы предположили? Подробнее, Игорь!

Романов опустил глаза.

– Государь, я побеседовал с княжной Горской. То есть с госпожой Храмовой. И она отмечала не вполне адекватные реакции наследника…

– Это – как?

– Подозреваю, что привороты перекрылись, государь. Вот это – вообще не наше, – палец Романова уперся в одну из куколок. – Явно английская штучка, у меня с собой заключение специалиста…

– Аликс?

– Вполне возможно, государь.

Иван Четырнадцатый скрипнул зубами.

– Головы поотрываю.

Романов промолчал. А что тут скажешь?

– Я подозреваю, государь, что за покушениями стоят либо эти – либо те.

Палец Романова коснулся двух написанных на листке бумаги фамилий. Его императорское величество хмыкнул.

– А точнее?

– Я собираю данные, государь. Пока эти двое в равной мере…

– Ладно. Ищи.

– И мне кажется, что куколки тоже из того источника, ваше императорское величество.

– Где их нашли?

Романов опустил глаза.

– Государь, к моему стыду…

– Не мнись! Не в покоях же наследника, верно?

– Верно, государь. Зная, что покои проверяют или не имея возможности туда попасть, заговорщики поступили умнее. Вот это было в карете. Вот это в библиотеке, которую навещает его высочество, вот это в стойле его любимого жеребца…

Его величество хмыкнул.

А и верно.

Даже краткосрочный контакт, но был ведь! Потому и эффект своеобразный, потому и действует не в полной мере, и перекрылось…

– Что с княжной?

– Она в тягости. Уехала вместе с супругом в Березовский.

– Вот и отлично. Пусть пока там и остается.

Романов поклонился. Он напишет Храмову. Но и так… это отвечает желаниям четы Храмовых. Оставаться в Березовском?

Да с превеликим удовольствием!

А вот что ему делать?

Приезд княжны Горской кое-что прояснил, а кое-что еще больше запутал. Ладно, ему не привыкать. Разберется. И ниточки расплетет, и заговорщиков… на ниточки распустит. Дайте только время.

Токсикоз?

Такого слова магам земли не говорят. Ибо – неправда.

Я себя замечательно чувствовала, я отлично выглядела и собиралась бегать бегом вплоть до родов. А что до магии…

Храмов просил ее не применять, но что тогда делать с Лощинкой? Это мой бизнес, мне это нравится, я тренируюсь, если на то пошло!

Бросить все?

И рассчитывать на милости от природы? (Погоды, мужчин, родственников и любовников?) Ага, щассс! Это можно делать тому, кто в Африке живет. Там кокосы и так падают, а холодов не бывает. А в нашем климате хочешь жить – изволь крутиться.

Волчком.

Единственное, на что я согласилась – охрана, бричка, ну и конечно, постоянные консультации у врача. Это понятно, не стоит волновать человека. Сергею этот ребенок последний шанс утереть нос родне. А мне – страховка.

Не буду врать – ребенка хотелось. Но… не так, чтобы с визгом умиления носиться по Березовскому.

Да, ребенок. Да, будет. Дальше – что?

Ничего.

Растить, воспитывать, учить, обеспечивать. Любить?

Можно и любить. Но как по мне – гроша ломанного не стоит любовь, из-за которой оборванные и грязные дети оказываются на вокзалах и просят милостыню. Может, я и не буду с истерическим визгом: "Моя прелесссссть!" тискать младенца. Зато он будет в тепле, холе, ухожен, накормлен, присмотрен – и далее по списку. Вот, как Нил.

Я не могу сказать, что смотрю на него и плавлюсь от умиления. Но ребенок сыт, сух, чист, ухожен, все время при мне… что еще надо-то?

Кто-то мне возразит, что слово "любовь" подразумевает все вышеперечисленное… так вот – нет! Даже половины не подразумевает. Анна Синютина своих деточек любит. Обожает даже. И?

Так что я на это слово приобрела рефлекторную идиосинкразию.

Да, Анна Синютина…

* * *

У Пети случилась истерика в первую же ночь после приезда.

Мальчишку скрутило так, что Ваня испугался и помчался ко мне. Хорошо, мы с Храмовым спали в разных комнатах, а то конфуз мог бы получиться. Но и так…

Когда Ванька влетел с выпученными глазами, я несколько минут даже не могла сообразить – в чем проблема? Уже потом дошло, и я бросилась успокаивать мальчишку.

Петя рыдал – аж люстра дрожала.

Служанка пыталась его утихомирить, металась рядом со стаканом воды, я посмотрела на это дело, вручила Нила Ванюшке, потом взяла лейку для цветов – и выплеснула все ее содержимое на Петю.

– Добавить?

Хватило.

Водичка там была холодная, отстоянная…

Петя дернулся и посмотрел на меня. Я уселась на кровать, как была, и притянула к себе мокрого братца. И плевать, что ночнушка тут же промокла насквозь, да и сидеть неудобно. Не до того!

– Ты чего распищался, мелочь?

Петя затряс головой. Реветь он перестал, только икал и всхлипывал. Трясся, как осиновый лист, крепко прижимался ко мне, и отодрать его не представлялось возможным. Ваня с сочувственным видом сидел рядом. Прошло не меньше десяти минут, прежде, чем он успокоился, и еще с полчаса, пока я не добилась внятного объяснения. Или хотя бы наводящего слова.

– Арииииина…

– Ну… бывает, – попробовала я утешить мальчишку. – И поумнее, чем она, ловились.