– А почему бы и нет? Твоя сестра дело говорит.Я таких родственников не люблю, от которых потом в кошельке пусто, но ведь этотвоя сестра. Не чужая она тебе, а значит, и мне тоже.

– Борис, но ты же вроде трезвый?! – пришла я вотчаяние. – Ты-то хоть понимаешь, что это уголовное дело! Говоришь об этом так,словно просишь, чтобы на завтра я сготовила тебе не борщ, а суп харчо…

Борис уснул быстро. Намного быстрее, чем япредполагала. Без лишних эмоций, без тех действий, которые называются исполнениемсупружеского долга. Не спалось только мне. Я лежала поджав под себя ноги,смотрела в окно и чувствовала, как бешено колотится сердце. Когда я пыталасьзакрыть глаза, то тут же представляла убитую Маринку… Потом я представляла себякрадущей деньги, переполох, который последует вслед за этим. Мне заламываютруки, надевают наручники, усаживают в милицейский «воронок» и увозят туда, гдея еще никогда не была и где очень боюсь побывать. Я смотрю на мир черезрешетку, плачу и кусаю губы до крови… В памяти всплывает страшный деньрождения… Убитые люди, и мы… случайно оставшиеся в живых. Я начинаю боятьсясобственных мыслей, не хочу об этом думать, но у меня не получается. Спящий мужулыбается во сне и пытается положить на меня руку, изображая что-то вроде объятий.Но я не даю ему этого сделать, потому что не чувствую ничего, кромераздражения. Когда он кладет на меня свою руку, мне всегда кажется, что онхочет ее на меня наложить… Наложить ее на мое тело, на мою душу, на моесознание, на всю мою жизнь. Чтобы я почувствовала боль и начала задыхаться…

– Нинок, ты меня любишь? – ни с того ни с сегоспросил он прямо во сне, не просыпаясь.

– Любишь.

– Сильно любишь?

– Нормально люблю.

– Ты так отвечаешь, будто я спрашиваю, какойхлеб ты предпочитаешь – черный или белый.

– Как спрашиваешь, так и отвечаю.

– А ты чего не спишь?

– Сплю.

– Тогда спокойной ночи.

– Спокойной ночи. Скоро уже светать начнет.

Борис повернулся на другой бок и громкозахрапел. Я встала, уселась на подоконник, смотрела в окно и боролась стошнотой, которая была результатом невообразимого нервного срыва и хроническогонедосыпа. Мутная одурь давила на мозг. В домах напротив зажигались окна, япредставляла, как собираются на работу незнакомые люди, и остро чувствоваласвое одиночество. Я посмотрела на спящего мужа. После того что произошло, междунами появился барьер, который вряд ли удастся сломать.

Я вышла из комнаты. На кухне горел свет.Маринка пила крепкий кофе и курила сигарету за сигаретой. Выглядела она ужасно.

– Марина, ты не ложилась еще?

Сестра усмехнулась:

– На том свете высплюсь. Скоро так буду спать,что даже если кто и захочет меня разбудить, то уже не сможет этого сделать.Извини. Это черный юмор.

– Мне надоел твой черный юмор.

– Я же тебе сказала «извини». Ты тожевыглядишь паршиво. Ты-то спала?

– Пыталась, но у меня ничего не получилось. Несмогла.

– А Борис?

– А что ему? Дрыхнет как убитый. – При слове«убитый» я слегка смутилась и быстро спросила: – А ты что, всю ночь кофе пила?

– Пила.

– Так же сердце посадить можно.

– Да Бог с ним, с сердцем… У меня уже все насвете посажено. И сердце, и душа – все…

Заметив у дверей сумку с вещами, я удивилась:

– Что это?

– Моя сумка.

– А зачем ты ее в коридоре поставила? Чтобывсе спотыкались?

– Она тебе мешает?

– Очень.

– Не переживай. Скоро уберу. Сейчас на дорожкуеще пару минут посижу и буду собираться.

– Куда?

– Домой. В Питер. Я позвонила. Самолеты сдевяти утра летают. Билеты – свободно. Цены нынче кусаются, не всем по карману.А мне можно и шикануть, в дальнейшем, может, и не придется.

– Чего ты вдруг собралась?

– Хорошего понемножку. Погостила, и хватит. Яведь и в самом деле попрощаться приехала. Извини, если что не так. Ты всегдабыла хорошей сестрой. Можно сказать, самой лучшей сестрой на свете. Не держи наменя зла. – Марина высоко подняла голову и постаралась выдавить из себя улыбку,но то, что у нее получилось, напоминало нервный тик.

– Ты хочешь сказать, что я тебя больше неувижу?

Борис, вероятно, почувствовал мое отсутствие,проснулся и пришел на кухню. Откровенно зевнув, он потер заспанные глаза ипосмотрел на часы:

– Уже утро, что ли?

– Утро, – в один голос ответили мы. – Семьчасов.

– А вы еще не ложились? Ну вы даете… А сумка вкоридоре? Вы куда-то собрались?

– Это я собралась. – Маринка посмотрела начасы.

– Куда? – не сразу понял Борис.

– Домой. В Питер.

– Так тебе же нельзя домой… Тебя же убьютсразу…

– А у меня выбора нет. Какая разница, где меняубьют, здесь или в Питере. Лучше сдыхать на родной земле, в родных стенах.

Борис опустил глаза и стал нервно топтаться наместе, как нашкодивший школьник.

– Маринка, ну что ты говоришь, ей-богу! –пробормотал он.

– Я сама свою жизнь загубила. Обижаться не накого. Если только на саму себя. Так что, ребята, я на вас зла не держу. Сама вэто дерьмо влезла, сама должна и расхлебывать. По-другому просто никак.

– Я сегодня же постараюсь сделать всевозможное, чтобы побыстрее деньги для тебя выдернуть. Приложу все усилия, –решительно сказал Борис.