Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Годой сначала был сделан герцогом а потом князем. Он не имел ни чувства собственного достоинства, ни образования, ни сведений, ни трудолюбия, ни дипломатической опытности. Все истинные испанцы стыдились и презирали его.
Британский историк Чарльз Исдейл утверждает, что «фавориту недоставало интеллектуальных способностей, зато его самодовольство доходило до смешного».
Мануэль Годой
Между тем Годой одержал верх сначала над министром Флоридо Бланко, а потом и над самым искусным испанским дипломатом Педро Абарка де Болеа, графом де Аранда.
Еще в 1792 году, с титулом герцога де Алькудия, он решился управлять делами, о которых не имел и понятия. Потом именно он объявил Франции войну, когда она отвергла все великодушные предложения, сделанные Карлом IV для спасения жизни несчастного Людовика XVI.
Война с республиканской Францией была популярна среди испанцев, тогда еще безусловно преданных церковным и монархическим принципам. Что же касается Годоя, то он, воспользовавшись такими настроениями, стал не только первым министром королевства, но и генералиссимусом морских и сухопутных сил. Он фактически управлял Испанией с 1792 по 1808 год (за исключением периода 1798–1801 годов).
Отметим, что Великая французская революция примирила Испанию и Англию – страны, еще недавно враждовавшие из-за покровительства, которое британское правительство оказывало контрабандной торговле своих подданных с испанскими колониями. Французские Марсель и Тулон были блокированы союзным англо-испанским флотом. Но англичане не дали испанцам ни участия в занятии Тулонской гавани, ни доли в добыче, и это, конечно, оскорбило испанскую гордость.
Французы в июле 1795 года заключили с испанцами Базельский мир, по которому Испания уступила французам Санто-Доминго. А в 1796 году все усилия уже Директории были направлены на то, чтобы склонить Испанию к заключению оборонительного и наступательного союза. Иначе говоря, директора хотели воспользоваться всеми средствами Испании для выгод французской политики. Для этого же они привлекли на свою сторону и Годоя, который тогда имел уже свою гвардию и двор, как настоящий принц крови. На него действовали лестью, а слабого короля старались обмануть кажущимся уважением и влиянием, якобы предоставленным испанскому послу во всех переговорах генерала Бонапарта с папой и другими итальянскими правителями.
Историк Чарльз Исдейл утверждает, что Годой «совершенно не доверял французам» и был убежден в том, что «Испания должна восстановить свои сухопутные силы, чтобы не потерять статус великой державы».
Годой и в самом деле не любил французов, и он заслуживает тем более строгого порицания за то, что продал им свое отечество. Он не имел сочувствия ни к французам, ни к их революции, а существование старых договоров между Францией и Испанией естественно уничтожалось изгнанием Бурбонов из Франции. Несмотря на это, чрезвычайно невыгодный для испанцев наступательный и оборонительный союз с Францией был подписан в Сан-Ильдефонсо 19 августа 1796 года, по которому был создан военный альянс, и две страны объединили свои силы против Англии.
Второй аналогичный договор в Сан-Ильдефонсо был заключен 1 октября 1800 года. По мнению американского историка Вильяма Миллигана Слоона, если первый договор «поставил Испанию в известную зависимость от Франции», то второй – обратил ее «в раболепную союзницу консульства».
После подписания договора в Сан-Ильдефонсо французы стали требовать, чтобы Испания заставила португальцев принять участие в войне с Англией.
Испанцы заключили сепаратный мир с французами, предав своих соседей в политическом смысле.
В Португалии в то время царствовала королева Мария I, но «по совершенному ее слабоумию» управление страной находилось в руках регента, принца Жуана, ее сына, находившегося в браке с принцессой Карлоттой, дочерью испанского короля Карла IV.
Воспитанный монахами, с детства привыкший к внешним религиозным обрядам, которые сделались для него насущной потребностью, Жуан был совершенно неспособен к светским делам.
Англичане и монахи удержали робкого Жуана от заключения мира с революционной Францией. Но когда Испания начала грозить, он испугался и стал желать мира, тем более что Директория (по политическим причинам) сначала предлагала ему очень даже выгодные условия.
Принц Бразильский, как титуловали его, не имел ни страстей, ни пороков. Он не проводил, по обычаю испанских и неаполитанских королей, целые дни на охоте, но пел у заутрени и вечерни и с сердечным умилением слушал орган, под личным его надзором построенный в Мафрской церкви. Как другими правителями руководят фаворитки и фавориты, так им управляли его духовники, которых он менял так же часто, как при других дворах меняются любовницы и временщики.
Когда условились о заключении мира между Францией и Португалией, в Париж был послан Антониу Араужу ди Азеведу. Ему было поручено вести переговоры об условиях мира, а точнее – заключить с Полем Баррасом и Талейраном торговую сделку. В результате договор был ратифицирован после переворота 18 фрюктидора (4 сентября 1797 года), ослабившего усилившихся было роялистов и создавшего диктатуру Директории.
Но английское влияние в Лиссабоне уничтожило результаты подкупа, сделанного Араужу. Происки англичан так затянули дело, что португальцы не успели, согласно условию, ратифицировать договор в течение двух месяцев. Французы воспользовались этим, чтобы отказаться от своей ратификации. Им, конечно, был очень приятен предлог к тому, чтобы, удержав португальские деньги, уничтожить договор.
После этого генерал Бонапарт вздумал силой отторгнуть от противников Франции единственное государство на юге Европы, которое уклонялось от его влияния и осталось в союзе с англичанами.
Моря тогда находились под владычеством Англии, и французы могли достигнуть Португалии только в том случае, если Испания согласится быть орудием при «предполагаемых неприязненных действиях». Или, по крайней мере, если она позволит французам пройти через свою территорию. Этого нужно было достигнуть путем интриг, потому что Франция не хотела прибегать к открытой силе. Вот она и воспользовалась человеком, который управлял испанской королевой, а через нее – королем и всем государством.
Удивительно, но упрямый принц-регент Жуан не захотел присоединиться к договору между Испанией и Францией, несмотря на две попытки, предпринятые этими странами в 1796 и 1797 годах. Реакция Франции на это, естественно, была резко отрицательной. Известно, например, что генерал Бонапарт в одном из своих воззваний заявил следующее: «Придет время, когда португальский народ слезами заплатит за оскорбление, нанесенное Французской республике».