Разговор у нас вышел коротким и касался в основном продолжения сексуальных отношений. Себе я пообещал никогда ее больше не видеть, а ей сказал, что буду ждать ее через полчаса в ресторане недалеко от Парк-Авеню, стены которого украшали многочисленные абстрактные изображения разных рыб. Я пришел туда первым и только успел подойти к официанту, чтобы взять у него карту вин, как через окно увидел подходившую к двери ресторана Кэролайн в шубке и синих джинсах и в тот же момент до конца осознал, почему я поступил именно так. Она вошла в холл ресторана, и все мужчины как один сразу развернулись в ее сторону и следили за ней глазами, пока она снимала шубу и отдавала ее гардеробщику. Теперь их день очевидно стал чуть лучше, счастливее и радостнее; они урвали для себя частицу Кэролайн, чтобы спрятать и сохранить ее в недоступном ни для кого уголке души, там, где хранятся их личные сокровища. Она поцеловала меня и, облегченно вздохнув, села напротив со счастливым видом женщины, только что отмахавшей двадцать кварталов под открытым небом Манхэттена. Ее глаза сияли, и от этого она казалась моложе, чем в первую нашу встречу.

– А мне нравится этот ресторанчик, – сказала она, оглядывая зал. – Ты часто здесь бываешь?

– Первый раз.

– Ты что, прячешь меня?

– Да, но только, выходит, у всех на виду.

– А что, если ты увидишь кого-нибудь из своих знакомых?

– Не увижу.

– Но ведь можешь увидеть?

– Да, могу.

Она хихикнула:

– Я могла бы сделать вид, что я твоя жена.

– Не пройдет.

– Ну тогда твоя помощница.

– У меня нет помощников.

– А может, я важный источник.

– Ты и есть важный источник.

– Источник чего?

– Вины.

– Ничего себе, а я вовсе не чувствую себя виновной, – объявила Кэролайн. – Я знаю, что, наверное, показалась тебе задумчивой перед твоим уходом, но я не была ни унылой, ни мрачной или что-то в этом роде, просто я думала о том, каким ты был милым и как я хотела тебе кое-что рассказать, но как же это было трудно… поэтому я и решила, что лучше просто покажу тебе все, что у меня было, а потом заберу оттуда. Я… я ведь… – Кэролайн теребила в руках салфетку, и я заметил, что пальцы ее слегка дрожат. Я сразу вспомнил, как прижимал эти пальцы к простыне.

– Знаешь, Портер, я ведь очень одинока. Я встречаюсь с Чарли, но он такой молодой. То есть он, конечно, очень хороший парень…

Она подняла глаза, с тревогой посмотрела на меня и вновь опустила взгляд.

– Он говорит, мы поженимся в июне, наверное…

Она раздраженно махнула рукой:

– Знаешь, чтобы долго не объяснять, я хочу показать тебе одну вещь, о которой уже говорила. Сегодня днем. Сейчас. Если, конечно, у тебя есть время.

Я кивнул. Нам не хотелось продолжать разговор, и я заказал чай, чтобы согреться. Кэролайн от меня что-то было нужно, но что именно, сказать я не мог… по крайней мере пока. Она явно претендовала на внимание и даже любовь, но у нее не было основания думать, что я мог бы дать ей все это, поскольку вся моя энергия, без сомнения, целиком и полностью принадлежала моей семье и работе. А если речь шла о сексе, тогда… ну что же, думаю, я в этом такой же мастер, как и любой другой, и если она хочет копаться и выбирать, то все, что ей требуется, это повыпендриваться в баре минуту-другую, и она всегда сможет найти любовника на свой вкус. Все это относится также и к более мелким развлечениям; она могла бы подцепить блестящих собеседников, страстных проповедников, мягкосердечных наркоманов, подагрических бизнесменов с дорогостоящими увлечениями, привлекательных активистов по борьбе с трущобами – в общем, кого угодно. Я же был женатым газетчиком, не видел в этом смысла и не нуждался ни в чем подобном, пока.

Мы медленно побрели вниз по Парк-Авеню, мимо «белых воротничков», женщин в шляпках, посыльных, разносчиков из гастрономов и секретарей в удобной обуви.

– Это здесь, – сказала Кэролайн, тронув меня за руку.

Я взглянул на дом, возле которого мы остановились. Это был Малайзийский банк, который, хотя о нем я никогда не слышал, наверняка обслуживал постоянно растущее число богатых малайзийских комиссионеров, работающих на японские и южнокорейские фирмы, организуя производство товаров по старым технологиям с выдачей зарплаты рабочим по феодальной малайзийской системе. Мы вошли в мраморный вестибюль, где, помимо стекла, бросалось в глаза огромное тысячелетней давности изваяние сидящего Будды высотой около восьми футов. Кэролайн, отметил я, посмотрела на статую как человек, хорошо разбирающийся в подобных вещах. Затем она назвала себя трем охранникам в форме, расположившимся за широкой конторкой. Один из них с невозмутимым видом снял трубку, поговорил со вторым и кивнул.

– Ты хранишь деньги в этом банке? – спросил я.

– Нет, – рассмеялась она. – Я храню здесь Саймона.

Проходя через вестибюль, она кивнула регистраторше, которая нажала кнопку на своем столе. Позади нас открылись двери лифта. Мы вышли на четырнадцатом этаже. Там Кэролайн повторила номер счета другой регистраторше. Стоя рядом, я увидел, как на цветном экране появилось ее лицо, производившее странное впечатление, казалось, из него выкачали всю кровь. Затем нас встретила одетая в форму охранница с кобурой на боку, в сопровождении которой мы прошли мимо нескольких бронированных стеклянных дверей и, спустившись вниз, продолжили путь в лабиринте коридоров. Дверь следовала за дверью, пока мы не добрались до одной из них, из полированной стали двух футов толщины и от этого казавшейся надежнее других. Войдя в нее, мы под предводительством миниатюрной женщины-малайзийки прошествовали по узкому проходу без окон мимо дверей с номерными табличками. Из одной такой двери появился господин в чалме с женщиной, закутанной в чадру, и я, мельком заглянув за их спины в небольшую камеру, заметил там фигуру, напоминающую китайского глиняного солдата в натуральную величину. Пара, глядя сквозь нас, невозмутимо проследовала мимо; очевидно, согласно протоколу, посетители не должны были замечать друг друга. В конце коридора служительница набрала код на кнопочной панели дверного замка и, отвернувшись, подождала, пока Кэролайн наберет свой персональный код. На двери замигал точечный зеленый индикатор, и служительница, открыв дверь перед Кэролайн, кивнула нам и удалилась.

Я ни к чему заранее не готовился и ничего не ожидал, но был буквально ошарашен скудостью обстановки, состоявшей из пяти предметов: двух простых рабочих кресел, маленького столика, видеоплеера и огромного чемодана размером с морозильник, стоявший некогда в гараже моего отца, где он держал оленей, которых добывал на охоте каждую осень.

– Знаешь, я обо всем этом догадывалась, когда Саймон был еще жив, но увидела только после его смерти. – Кэролайн нажала на пружинную защелку на крышке чемодана, которая, открывшись, явила нам поддон с видеокассетами. На каждой была белая этикетка с номером 1, 2, 3, 4, 5 и так далее. Кассеты лежали как попало, и всего их там было штук семьдесят пять или сто.