Школьные занятия Райдер полагал пустой и бессмысленной тратой времени, а своего школьного учителя, отставного генерала, считал ослом. Друзей у него было немного, и никто не стал особенно близок. Он сам не был слишком силен, чтобы стать забиякой и хулиганом, но и не слишком слаб, чтобы превратиться в жертву. В первую же неделю пребывания в школе он оказался втянутым в две драки и отделал своих противников с такой холодной и бесцеремонной жестокостью, что больше до конца учебы его уже не задирали. Реакция у него была приличная, и силы для своего веса вполне достаточно, но спорт вызывал у него скуку, и он участвовал в соревнованиях только тогда когда это было обязательно. По успеваемости он входил в первую десятку. Но оставался прирожденным одиночкой.

Он никогда не присоединялся к походам в местный публичный дом и не участвовал в случайных развлечениях с охотно шедшими навстречу девицами из города. Однажды он-таки отправился в публичный дом, но ничего не смог. В другой раз его подцепила разбитная девица; она загнала свою машину на берег озера и там его соблазнила — с её точки зрения, весьма успешно. Член у него встал вполне удовлетворительно, но кончить он не смог, что весьма понравилось девице. Был у него и одина гомосексуальный контакт, удовольствия он получил не больше, чем от гетеросексуальных, и после этого исключил секс из своего школьного расписания.

Ничто из военных занятий в школе или учебы в колледже, во время службы рядовым или учебы в офицерской школе не подготовило его к тому открытию, которое он сделал, когда попал в бой. Это произошло во Вьетнаме в те безмятежные счастливые дни, когда американцы были всего лишь советниками и появление более полумиллиона солдат представлялось совершенно невероятным. В чине второго лейтенанта его прикомандировали к вьетнамскому майору, отправившемуся с сотней солдат и какой-то непонятной миссией в деревушку в нескольких милях к северо-западу от Сайгона. На пыльной, устланной листьями проселочной дороге им устроили засаду и перебили бы все до единого, будь противник — вьетконговцы в пропотевших рубахах и камуфляжных шортах — более дисциплинирован. Но когда вьетнамцы отступили (а на самом деле — в панике бежали), сидевшие в засаде покинули укрытия и пустились в погоню.

Майора и ещё одного офицера убило первым же залпом, а оставшиеся растерялись и оказались совершенно беспомощны. С помощью сержанта, который немного говорил по-английски, Райдер собрал своих вояк и организовал оборону. В конце концов, обнаружив, что не испытывает никакого страха, или, точнее говоря, что мысль о смерти не приводит его в ужас и не влияет на способность командовать, Райдер повел их в контратаку. Враг был отброшен или, точнее сказать, рассеян, но осталось достаточно убитых и раненых, чтобы позднее толковать этот эпизод как победу союзной армии.

Позднее он не раз участвовал в боях, командовал небольшими отрядами, выполнявшими ограниченные задачи. Он не испытывал особого удовольствия, убивая противника, но явно получал определенное удовлетворение, демонстрируя свои способности. После окончания срока пребывания во Вьетнаме его вернули в Штаты, назначили инструктором в пехотный лагерь в Джорджии и продержали там до демобилизации.

Райдер вернулся в дом тетки, где произошли некоторые перемены: она стала меньше пить и предпочла мастурбации занятия любовью с пожилым адвокатом с козлиной внешностью и, видимо, такой же доблестью. Скорее от безделья, чем ради истинного интереса или любопытства, Райдер использовал накопившиеся деньги, чтобы прокатиться по Европе. И в Бельгии, в каком-то захудалом антверпенском баре познакомился с громогласным добродушным немцем, завербовавшим его наемником в Конго.

Если не считать короткой службы в Боливии, Африка в разных её частях, на одной или на другой стороне, с той или иной политической партией, стала местом его успехов, и он был этим вполне доволен. Он многое постиг в военном искусстве, научился сражаться в самых разных условиях, командовать подразделениями с самыми разными уровнями воиинской дисциплины и храбрости, трижды был ранен, два раза легко и один — серьезно. Копьем его проткнули, как шашлык, но повезло: жизненно важные органы не пострадали, и через месяц он опять встал в строй.

Когда спрос на наемников упал, какое-то время он провел в Танжере. Там представилась возможность заняться контрабандой (вывоз гашиша, ввоз сигарет), но ему это не понравилось. В то время он проводил четкую грань между войной за деньги и уголовщиной. Там он повстречал иорданца, который обещал устроить на службу к королю Хуссейну, но ничего из этого не вышло. В конце концов Райдер вернулся в Штаты, где обнаружил, что его тетка с адвокатом освятили свою связь законным браком. Пришлось собирать скудные пожитки и отправляться на Манхеттен.

Несколько недель спустя он начал торговать ценными бумагами и оказался втянутым в дела с некоей дамой. Та делала вид, что намерена купить у него акции, а на самом деле лишь стремилась затащить его в постель. Партнершей она была жадной, даже хищной, а он, хотя и научился кое-каким штучкам, половым гигантом не был. Женщина делала вид, что влюблена в него, возможно, так оно и было, но он не испытывал особого удовольствия от проникновения в различные её отверстия. В тот же день, когда его уволили с работы, он перестал встречаться с дамой. Ни то, ни другое его особенно не взволновало.

Райдер не мог бы объяснить, почему подружился с Лонгменом. Разве что дружба была ему предложена, и не стоило тратить сил, чтобы от неё отказаться. Он не смог бы объяснить даже самому себе, почему, отказавшись от уголовщины в Танжере, охотно пошел на неё на Манхеттене. Может быть, виною тому стали возникшие проблемы. Может быть, его заела скука, чего в Танжере не было. Почти наверняка это случилось потому, что надоело зарабатывать на жизнь гнусными способами. И ещё наверняка из-за того, что ему нравился риск. Но, в конце концов, мотив особой роли не играл, важно было только само действие.

Клайв Прескот

Начальник лейтенанта Прескота капитан Дургин позвонил в центр управления, чтобы сообщить новость насчет Доловича. Прескот перегнулся через плечо Коррела и взял телефонную трубку. Коррел прикрыл глаза рукой и со стоном откинулся в кресле.

— Я собираюсь перебраться на ту сторону реки к Двадцать Восьмой улице, — сказал капитан. — Не думаю, что нам оставят слишком большое поле действий. Я имею в виду полицию. Настоящую полицию. Они все взяли в свои руки.

Коррел неожиданно выпрямился и патетически воздел руки к небесам, словно призывая их на помощь.

— Все строго по инстанциям, — поправил капитан. — Мы получаем команды от шефа Костелло и председателя. Они подчиняются комиссару, тот слушает мэра... И что тут поделаешь...

Коррел, обращаясь к потолку, хрипло и взволнованно сыпал проклятьями на головы убийц Казимира Доловича, обращался с мольбой к Господу, чтобы тот отомстил, и сам поклялся отомстить, причем проделывал все это одновременно.

— Это начальник дистанции, — пояснил Прескот. — Полагаю, Долович был его приятелем.

— Скажи ему, чтобы заткнулся. Я ничего не слышу.