Вот что написала недавно одна известная исследовательница, весьма далекая от Церкви, о современном положении женщины: «Я знаю, что именно благодаря Иисусу я сейчас пишу то, что я пишу. У Запада, конечно, хватает прегрешений, но отнюдь не эпоха Просвещения наделила женщин правами, поскольку свободу, равенство и возможность свидетельствовать дал им Иисус, дал им возможность отправиться на казнь, восхваляя Его за то, что Он удостоил их права „умереть за Него, как мужчинам“. Таким образом, Запад заново соприкасается с реальностью. Необходимо решительно ответить, верим мы или нет, потому что речь идет о нашей свободе»[96].

Здесь та же мысль: представление того или иного общества о женщине является отражением понимания этим обществом жизни в целом. Поэтому Данте утверждает, что скажет о Беатриче то, «что никогда еще не было сказано ни об одной женщине», — это относится ко всему христианскому миру, ко всем нашим семьям, это сказано о всех наших матерях, о наших любимых. Женщина может быть воплощением, может быть реальным выражением Божественной любви.

Может, но при одном условии. Любовь — это желание, порыв, притяжение, которые ты испытываешь при виде любимой девушки. Недавно меня спросили: «Может ли любовь длиться всю жизнь?» На что я ответил: «Вспомните о том, как вы влюбились, и вы поймете все сами». Природная динамика любви такова, что само присутствие объекта желания заставляет желать его еще больше. Именно поэтому возможно, что завтра любовь может стать сильнее, чем сегодня, а через тридцать лет брака еще сильнее, чем в самом начале, потому что это заложено в ее природе; это непрерывное, безудержное желание, движение к другому, которое никогда не прекратится. Представьте, что девушка или молодой человек (скорее, это может произойти с молодым человеком) скажет вам: «Я буду любить тебя ровно сто два года…», — вы обидитесь, это вызовет ваш гнев. Потому что такое утверждение противоречит самой природе любви, любовь не может ставить себе пределы, нельзя сказать: «Я уже все в тебе любил, я уже достаточно долго тебя любил». Такого не может быть: любовь по своей природе сильнее времени, потому что устремлена в бесконечность; она вечна, как Божественный порыв, которым движется Земля и все вещи. Таков будет рай: исполняющееся желание, чье исполнение лишь усиливает его, превозносит его; это постоянное желание и постоянное его свершение. В этом сущность любви между мужчиной и женщиной, поэтому она вечна. Конечно, любовь должна нести в себе прощение, и чтобы понять это, обратимся к поэме:

Воронка ада все больше сужается по мере того, как наши герои спускаются вниз. Второй круг меньше предыдущего, но и наказание становится все страшнее, а боль все невыносимее.

Минос — судья ада. Когда грешная душа предстает перед ним и исповедуется в своих грехах, Минос обвивает ее своим хвостом, чтобы количеством обвитий указать номер уготованного ей круга.

Минос видит Данте и прерывает свой «жестокий труд», поняв, что перед ним живой человек, он предупреждает его: «Будь осторожен, хорошенько подумай, кому доверился, потому что отсюда не выходят».

Такой же ответ Вергилий дал и Харону: «Успокойся, Сам Бог определил судьбу этого путешествия, поэтому отойди в сторону».

Данте продолжает путь и различает плач и стоны: «Я пришел туда, где меня ранит ужасное стенание».

«…где свет немотствует всегда» — такое определение ада часто повторяется в неизменной форме. Темнота, сумрак леса — это очевидное противопоставление свету рая. И в этом месте, где свет безмолвствует, Данте слышит глухой звук, подобный гулу бури:

[Буря и ужасающий ветер вечно гонят эти души, бросают их и вновь гонят по кругу, не давая ни малейшей надежды на передышку или отдых.]

[Когда души мчатся мимо руины, своего рода провала, служащего входом в круг, доносится их вой, как прежде — вой нерадивых: скрежет, жалобы, плач, сетования на свою судьбу, проклятую навечно.]

Сладострастники — это те, кто следовал своим страстям, не прислушиваясь к голосу разума. Именно этим отличается человек от животного: он способен управлять своими действиями, управлять своими чувствами.

Человек живет любовью в свете разума: так, девушка «никогда не пожелала, чтобы Амор управлял мною без верного совета разума». Сладострастники жили страстями, отрекаясь от рассудка, отдаваясь во власть удовольствию, инстинкту, сиюминутному импульсу. И вот наказание: как в жизни буря страстей бросала их из стороны в сторону (не они были хозяевами своей жизни, а их страсти), так и здесь их вечно гонит адская буря.

Как летящие в облаках скворцы постоянно меняют направление, так эти души гонимы адской бурей, которая швыряет их то вправо, то влево, то вниз, то вверх…