двухрядного шоссе, сметая все на своем пути, катила российская военная техника. На броне ехали солдаты, больше похожие на шайку головорезов, чем на бойцов регулярной армии. В банданах, зеркальных солнцезащитных очках и безрукавках, с патронташами на груди и огромными ножами у пояса, они изо всех сил старались выглядеть угрожающе. На притулившихся у дороги контрольно-пропускных пунктах томились совсем юные призывники, солдаты срочной службы, печально известные обыкновением сначала стрелять, а потом задавать вопросы – особенно ночью, в темноте. Помимо так называемых срочников, здесь были и так называемые контрактники – военнослужащие по контракту, закаленные в боях в Афганистане и последующих конфликтах в периферийных регионах бывшего СССР, и омоновцы – бойцы отрядов милиции особого назначения (ОМОН), подчиненных МВД. Эти были в черной форме, и взгляды их не обещали ничего хорошего.

Проезжая мимо остовов сожженных домов и магазинов в Самашках, нетрудно было вообразить ту ужасную ночь несколько недель назад, когда в село ворвались омоновцы и расстреляли более 200 местных жителей, в основном женщин, детей и стариков. Говорили, что пьяные и жаждущие мести за своих товарищей, погибших в ходе чеченской кампании, бойцы дотла жгли дома огнеметами, а в подвалы, куда набились пытающиеся спастись люди, бросали гранаты.

Чем ближе к Грозному, тем страшнее были разрушения. В январе и феврале российскими бомбами было сметено с лица земли 40 кварталов в центре города, тысячи людей погибли. Грозный казался уменьшенной копией Дрездена 1945-го или Сталинграда 1943-го.

За время этого короткого путешествия мы стали свидетелями страшных последствий первой чеченской войны 1990-х гг., в каком-то смысле ставшей продолжением почти трехвекового противостояния Чечни и России. Мы ужаснулись тому, как низко пала Россия с момента распада Советского Союза. Полуголодные, плохо обученные наследники бойцов Красной армии, о которых некогда шла молва, что они способны за двое суток дойти до Ла-Манша и форсировать его, не могли подавить мятеж в одной, изолированной и лишенной внешней поддержки республике в составе РФ. Борис Ельцин, так смело выступивший против сторонников жесткого курса в августе 1991 г. и навсегда похоронивший советскую систему, став руководителем страны, оказался слабым, беспомощным лидером, неспособным навести порядок и заново отстроить российскую государственность. Такова была постсоветская Россия, достигшая дна, – глубоко несчастная, сбившаяся с пути страна. Огонек надежды на светлое посткоммунистическое будущее еще светил, но почти готов был угаснуть.

Не случайно для того, чтобы стать неожиданным преемником Ельцина, Владимир Путин несколько лет спустя сделал ставку на показательно жестокую и успешную вторую чеченскую войну. Чтобы понять причины злоупотреблений властными полномочиями и формирования атмосферы подозрительности и пассивной агрессивности в путинской России, следует вспомнить об унижениях, оскорблениях национальной гордости и беспорядках, которые нередко приходилось терпеть России ельцинской.

* * *

К моменту истечения срока полномочий администрации Джорджа Говарда Уокера Буша я служил в Вашингтоне уже восемь лет и прекрасно понимал, что мне очень повезло. Как правило, для того, чтобы дорасти до высоких постов в дипломатической службе Госдепартамента США, требуется по меньшей мере два десятилетия. Я же проделал этот путь менее чем за 10 лет и больше не стремился карабкаться по карьерной лестнице. Я хотел заняться оттачиванием профессиональных навыков и снова отправиться за границу.

Я хотел работать в стране, которая, по моему мнению, в 1990-е гг. представляла для американского дипломата особый интерес, – в России. Как только в Москве открылась вакансия советника-посланника по политическим вопросам, я решил не упускать шанс. Но Лису мое намерение не слишком обрадовало. Моя супруга любит приключения, но не такие, ради которых приходится жертвовать карьерой. К тому же, будучи специалистом по странам Азии, она привыкла к теплому климату и с трудом переносила холод и темноту. В конце концов, Лиса нашла выход, устраивавший нас обоих. Мы решили сначала отправиться в Германию, в Баварские Альпы, где я прошел бы продвинутый курс обучения русскому языку в бывшем Русском институте армии США в Гармише[19]. К этому времени у нас с Лисой уже было двое детей – две чудесные маленькие девочки Лиззи и Сара, и мы были рады возможности немного отдохнуть и расслабиться всей семьей. Летом 1993 г. мы приехали в Германию, где целый год провели столь же беззаботно, как когда-то в дипломатической службе Госдепартамента.

В Гармише я был единственным дипломатом, изучающим русский язык. Остальные были офицерами ВС США. Все наши преподаватели были русскими эмигрантами. Среди них были и ветераны, работавшие в институте еще с 1950-х гг., и представители более поздней волны эмиграции 1970-х гг., когда евреям разрешили выезд из СССР, и даже несколько молодых специалистов, уехавших из России уже после распада Советского Союза. Мне нравились красота и богатство русского языка, и я быстро учился. Лиса проходила курс для начинающих в группе солдат войск специального назначения, из-за чего и по сей день подозрительно хорошо ориентируется в самых сложных российских военных терминах. В выходные мы путешествовали по Европе, совершали пешие экскурсии и использовали любую возможность, чтобы покататься на лыжах. В конце весны 1994 г. я две недели провел в простой рабочей семье в Санкт-Петербурге, в результате чего мой словарный запас значительно пополнился. Я даже открыл для себя совершенно новый пласт русского языка, а именно ненормативную лексику – все благодаря сыну моих хозяев, 18-летнему оболтусу, мечтающему стать рок-музыкантом, но не обладающего особыми музыкальными способностями.

В середине июля мы прилетели в Москву. До этого я много всего прочел о славном прошлом нашего посольства в России, а также наслушался захватывающих рассказов Джорджа Кеннана и Чипа Болена, служивших в Москве в те времена, когда в ней царил ужас перед сталинскими репрессиями. Обветшалое здание горчичного цвета располагалось на Садовом кольце, неподалеку от Москвы-реки и Министерства иностранных дел. С начала 1950-х гг. в нем помещалась канцелярия посольства. В случае пожара оно могло оказаться огненной ловушкой, к тому же было напичкано прослушивающей аппаратурой. В 1991 г. здание сильно пострадало от пожара, вызванного неисправностью электропроводки. Тушение огня агентами спецслужб, кое-как загримированными под пожарных, было незабываемым зрелищем.

Новое, недостроенное здание посольства, которое, как выяснилось позже, тоже было напичкано прослушивающими устройствами, установленными бригадой строителей, находилось в двух кварталах от старой канцелярии. Напротив главного входа стоял православный храм, в котором было напихано столько аппаратуры для прослушки и камер непрерывного наблюдения, что мы называли его «Нотр-Дам-де-Телеметри» или, как вариант, «храм Богоматери Всеслышащей». На другой стороне оживленной улицы, к западу от посольства, высился российский Белый дом, на котором еще виднелись следы разрушений, полученных девять месяцев назад, когда парламент попытался отстранить Ельцина от власти.

Послом США в России в то время был Том Пикеринг, служивший до этого послом в шести странах.