Переулок Святого Чеда, а также небольшая площадка позади домов были заполнены людьми. Замученный Перро, красный от раздражения, чувства вины и недобрых предчувствий по поводу того, как теперешняя неспособность держать ситуацию под контролем скажется на его дальнейшей судьбе, пытался очистить дорогу для заляпанного грязью «лендровера». Водитель без толка и смысла жал на гудок, перекрывавший истерический лай двух его золотистых ретриверов. Едва машина проехала, толпа за ней сомкнулась снова.

Барнаби почти ничего этого не видел, вынужденный пересечь церковный двор по дороге к дому доктора. А вот Трой, перед тем как двинуться к почте, решил еще немного развлечься за счет бедняги Перро. Он протолкался сквозь толпу, главным образом — благодаря острым локтям и свирепой решимости.

— Надо бы разогнать это сборище, Полли, — начал он.

— Да, сержант.

— А где оцепление?

— Сейчас прибудет.

— Подойди-ка, — Трой мотнул головой, призывая к доверительной беседе.

Перро, у которого душа ушла в пятки и свело живот, придвинулся ближе.

— Подумал, тебе будет интересно узнать результаты вскрытия. Так вот, смерть наступила минуты за две до нашего с шефом приезда. Печально, не правда ли? — сказал он и упругой походкой двинулся прочь.

Перро с побелевшим лицом смотрел ему вслед в полном отчаянии.

Между тем на церковном дворе не стесненный пространством и временем Барнаби праздно помедлил, читая надписи на могильных плитах деревенского кладбища, обросших зеленым и желтым лишайником, и одинаково восхищаясь как скромными надгробиями с краткими эпитафиями, так и величественными усыпальницами за изящной чугунной оградой. Здесь на глаза ему попадались вкопанные в землю стеклянные банки с букетами полевых цветов, там — крошка изумрудного гранита и пустые металлические вазы.

Пышный памятник или вручную сбитый деревянный крест — так ли уж важно в итоге? Все преходяще. И важно лишь для утешения и покоя тех, кто понес утрату. Одиноким костям от этого в земле ни жарко ни холодно…

Наверху и совсем рядом в зелени вязов надрывно хрипели и оглашенно каркали грачи.

Появился преподобный Брим. Прикрыл за собой дверь ризницы и двинулся по дорожке, сопровождаемый шелестом облачения из шелковой тафты. Хотя шел он, благочестиво сложив руки на округлом брюшке и смиренно опустив очи долу, Барнаби почувствовал, что викарий не чужд мирским радостям. Румяное лицо обрамляли каштановые кудри, доходившие почти до плеч. Он как будто сошел с игривой картины девятнадцатого века, изображающей двух весельчаков кардиналов.

— Добрый день, — поздоровался викарий и обнажил в улыбке два ряда блестящих зубов поразительной белизны. — Вы состоите в рядах нашей доблестной полиции?

— Совершенно верно, сэр. Старший инспектор Барнаби.

— Вас привело сюда случившееся в «Соловушках», не так ли?

Барнаби кивнул, а викарий добавил:

— Печально все это. Бедный Алан.

— Вы знали Холлингсвортов, святой отец?

— Симону немного знал. Она состояла в моей команде звонарей. С Аланом я говорил всего раз, в тот день, когда она исчезла. Она не пришла на репетицию, и я заглянул узнать, все ли в порядке.

— Послушайте, может, мы присядем? — предложил Барнаби, указывая на скромную скамью.

— Дайте сообразить. Вообще-то мне нужно в Хеллионс-Вичвуд на крестины.

— Это не займет много времени. Или вам удобнее встретиться позже?

— Да нет, пожалуй, я успею. — Викарий взглянул на часы. — Обычно я приезжаю минут на пятнадцать раньше, а другая сторона — позже. На крестины и свадьбы люди склонны опаздывать, не то что на похороны — тут все стремятся побыстрее покончить с этим и поскорее залить горе вином.

— Вы хорошо знали Симону Холлингсворт? — спросил Барнаби, когда они устроились на скамейке.

— Скорее нет, чем да. Она посещала репетиции, но нерегулярно. Пару пропустила, затем вернулась, но словно бы нехотя. По-моему, она попросту не знала, чем себя занять.

— А по каким-то другим поводам вы с ней не виделись и не разговаривали?

— Святые Небеса! О чем? — Викарий беззаботно рассмеялся и тут же взглянул вверх, словно испрашивал запоздалого прощения за упоминание всуе. — Ни он, ни она не принадлежали к числу постоянных прихожан. Да и много ли их теперь вообще? Для большинства церковь — подходящий фон для свадебного видео, и не более того.

В голосе преподобного Брима не чувствовалось желчи. Похоже, он вполне благодушно относился к подобному пренебрежению верой. Судя по комплекции, святой отец находил утешение в опрокидываемой между делом рюмке кларета. Для пищеварения. Барнаби он нравился все больше.

— Какая она, по-вашему?

— Симона-то? Пожалуй, глуповатая. Нет, это будет как-то не по-доброму. Наверное, в данном случае больше подойдет слово «недалекая». И в то же время сметливая, я бы сказал даже — хитрая. Создавалось впечатление, что она готова поверить всему, что ей говорят. Насколько я могу судить, очень приятная в общении. Хрупкая, тоненькая, думаю, не более пяти футов ростом и очень стройная. Маленькие ручки и маленькие ножки. Блондинка, чудесная, гладкая кожа… Удивительно привлекательная.

Еще один художник слова. Они теперь повсюду. Барнаби спросил, помнит ли викарий, когда точно заходил к Холлингсворту.

— Около шести, сразу после репетиции. Я стучал несколько раз, настойчиво, потому что машина Алана стояла у дома. В конце концов он открыл, но вид у него был ужасный.

— Вы хотите сказать — больной? — Барнаби вспомнил, что в рапорте Перро говорилось о прощальном послании, оставленном Симоной на автоответчике. Выходит, что к моменту прихода викария Холлингсворт уже успел его прослушать.

— Нет. Я бы сказал, что он был в угнетенном состоянии. Едва способен внятно говорить. Я вошел без приглашения. Это был как раз тот случай, когда приходится забыть о хороших манерах. Спросил, могу ли чем-то помочь, справился про миссис Холлингсворт. Он сказал, что супруга уехала к матери, потому что у той случился удар. Я оказался на ступеньках за дверью раньше, чем он успел договорить.

— И больше вы его не навещали?

— В этом не было смысла. Он же ясно дал понять, что не хочет меня видеть. Я сообщил все Эвадне, и она привлекла к делу деревенский комитет поддержки. Боюсь, без особого успеха. Сейчас я вспоминаю обо всем этом со стыдом. Возможно, прояви я больше настойчивости…

— Сомневаюсь, что это дало бы какой-то результат.

Преподобный Брим поднялся и разгладил поношенную сутану. На ярком солнечном свете стало видно, что местами она выцвела и отливает зеленым.

— Полагаю, вы не можете сообщить мне, как именно… — Из деликатности викарий не стал продолжать.

— Боюсь, что нет, не смогу. Мы еще не выяснили всех обстоятельств.