За образец парень решил взять пистолетный затвор из своего прошлого. Простой, надёжный как молоток, а главное, не длинный. Возни было много. Всё приходилось подгонять вручную. Благо оставленные Саввой инструменты для подобных дел вполне подходили. Аккуратно проточив боковой паз, Мишка отложил в сторону надфиль и, раскрутив тиски, принялся примерять затвор к коробке. Тихо лязгнув, тот мягко встал на место.

— Наконец-то, — радостно выдохнул парень и, потянувшись, задумчиво посмотрел на печку.

Пить в мастерской чай перед началом работы стало для него чем-то вроде ритуала. Но едва он успел зачерпнуть воды из небольшого ведра, как на лестнице загрохотали шаги. Кто-то спускался так, что рисковал свернуть себе шею. Моментально насторожившись, Мишка отставил кружку и шагнул к двери. В ту же секунду на пороге возник молоденький рядовой. Мишка знал его. Это был Ленкин сосед, так что, едва разглядев растерянные глаза парня, Мишка понял: что-то случилось.

— Говори, — разом осевшим голосом приказал он.

— Ленку твою хунхузы убили. Она с нашей Светкой по ягоду пошла, вот их обеих и… — голос полицейского дрогнул, и он замолчал, пытаясь справиться с эмоциями.

— Где? — последовал короткий вопрос.

— У болота. За серым ручьём. Миша, я с тобой пойду.

— Ты на службе, приятель. А Танюшка где? — вдруг вспомнил Мишка про дочку любовницы.

— Так у нас, — развёл полицейский руками. — С нашими малыми играет. Что ж теперь с ней станет-то, Мишка? Ленка ж сирота круглая. И у Танюшки, выходит, теперь нет никого.

— Я есть, — отрезал Мишка и, развернувшись, внимательно осмотрел мастерскую.

«Печка закрыта, на верстаке всё пусть так и лежит. Потом разберусь. Лампу погасить, и в деревню». Спустя три минуты он быстрым шагом двигался в сторону Ленкиного дома. Попадавшиеся навстречу прохожие здоровались и, остановившись, провожали его сочувственными взглядами. В посёлке скрыть что-то было практически невозможно. Так что их с Ленкой отношения были, что называется, достоянием общественности. Но самому Мишке на это было наплевать, а Ленка, будучи вдовой, имела некоторые права, которых у мужних жён отродясь не бывало. Да и сами обыватели к подобным вещам относились с пониманием.

Проходя мимо своих ворот, Мишка на мгновение притормозил и, чуть подумав, решительно толкнул калитку. Быстро обойдя дом и все хозяйственные постройки, он понял, что тётка уже куда-то унеслась, и, махнув рукой, отправился дальше.

В соседнюю деревню он вошёл спустя ещё полчаса. Не заходя в дом погибшей вдовы, он дошёл до дома полицейского и, постучав в калитку, окликнул хозяев.

Вышедшая на стук усталая, ещё не старая женщина, увидев его, только тихо всхлипнула и распахнула калитку. Войдя, Мишка коротко поклонился и, вздохнув, спросил:

— Танюшка у вас?

— Здесь, — кивнула женщина, утирая глаза кончиком платка.

— Я забрать её пришёл, — решительно заявил Мишка.

— Неужто примешь сироту? — ахнула женщина.

— Я и сам сирота. А девчонка не объест. Вырастим, — отрезал парень.

— Приведу, — испуганно кивнула женщина.

Чего она вдруг испугалась, Мишка так и не понял. Спустя некоторое время, женщина за руку вывела весело улыбающуюся девчушку пяти лет. Подхватив её на руки, парень погладил девочку по голове и, улыбнувшись одними губами, тихо спросил:

— Пойдёшь ко мне жить, Танюша?

— А мамка?

— А она на соседнюю станцию поехала. Вот я за тобой и пришёл, — выкрутился Мишка, не зная, как сообщить такой малышке, что её матери больше нет. — Так что, пойдёшь?

— Пойду, — подумав, кивнула малышка.

— Вот и слава богу, — выдохнул парень с неожиданным облегчением.

Кивнув женщине, он развернулся и с ребёнком на руках вышел на улицу. Покосившись на Ленкин дом, он так и не смог заставить себя войти туда сейчас. Слишком свежи ещё были воспоминания. Вернувшись к своему дому, он прошёл во двор и, опустив девочку на землю, с улыбкой предложил:

— Ну, входи. Теперь это и твой дом.

Но Танюшка, взяв его за руку, вдруг прижалась к его бедру.

— Ты чего испугалась, маленькая? — растерялся Мишка. — Ну, раз так, пошли вместе.

Они вошли в избу, и Мишка с порога понял, что Глафира уже вернулась. Запахи от печки неслись такие, что слюна бежала. Скинув сапоги, он переобулся в домашние поршни и, осторожно разув малышку, усадил её на лавку, окликнув тётку:

— Мама Глаша, подойди на минутку.

Перестав греметь посудой, Глафира вышла из-за печки и, увидев Танюшку, растерянно замерла.

— Вот, мама Глаша, знакомься. Это Танюша. Ты ж хотела внучку воспитывать. Вот, веселись, — с улыбкой закончил он.

— Слава тебе господи! — неожиданно выдохнула Глафира. — Я уж не знала, как тебе и сказать такое. Спасибо тебе, сынок, — вдруг поклонилась женщина.

— Ты чего, мама Глаша?! — подскочив едва ли не вместе с лавкой, ринулся к ней парень.

— Вырос ты, сынок. Мужчиной вырос. Настоящим, — всхлипнула Глафира и, неловко обняв его, подошла к девочке. — Ну что, милая. Меня бабой Глашей звать. Кушать хочешь?

— Не, — мотнула Танюшка косичками.

— А чего так? — растерялась Глафира.

— А меня мамка всегда малоежкой звала. Говорит, я мало ем, — с лукавой улыбкой сообщила девчушка.

— Ничего. Я тебе чего вкусненького приготовлю, — рассмеялась женщина, подхватывая её на руки.

— Мама Глаша, я пока в больничку схожу, — убедившись, что у этой парочки всё будет нормально, сказал Мишка.

— А надо ли, сынок? — вздрогнув всем телом, повернулась к нему Глафира.

— Надо, мама Глаша, — еле слышно отозвался парень.

До больницы, куда обычно свозили все жертвы преступлений, он добрался за сорок минут. Хотя больницей данное заведение назвать было сложно. Войдя в покойницкую, он застал там доктора, санитара, урядника и начальника полиции, почти трезвого майора. Едва завидев парня, урядник растерянно затоптался, а потом, шагнув вперёд, тихо прогудел:

— Миша, может не надо тебе на это смотреть?

— Надо, Николай Аристархович. Я знать хочу, как было и что с ними сделали.

— Ничего не сделали, если не учитывать огнестрельные раны, — устало улыбнулся доктор. — Насилия над ними не было, если вы об этом.

— Об этом, — кивнул Мишка и, подойдя к прозекторскому столу, откинул край простыни, открывая голову покойницы.

Лицо Ленки было удивительно спокойным. Она словно собиралась пошутить и прятала улыбку в уголках губ, только черты лица странно заострились.

— Спи спокойно, милая, — прошептал Мишка, осторожно погладив её по голове. — Не беспокойся за дочку. Я её не брошу. Моей дочкой теперь будет. И пусть только попробует кто возразить. И виру с них возьму. Как положено. Спи, Леночка.