Пенрок сжато и без эмоций рассказал, как довел Пайпу до коттеджа.

– Насколько я помню, она держалась как обычно. Правда, немного притихла. Я думаю, никто из нас не догадывался, насколько ее расстроила смерть кузины… то есть мисс Морланд. Я попрощался с ней у двери и пошел обратно вместе с горничной, которую я раньше отправил посидеть со служанкой мисс Морланд.

Глэдис была в восторге от такого события: ее вызывают давать показания! В зале среди зрителей сидели мама с папой и младшенькие, и еще Берт собирался отпроситься пораньше с работы. Хотя зачем ей какой-то Берт, когда мистер Пенрок ласково улыбнулся, проходя на свое место, и негромко сказал:

– Не волнуйтесь, Глэдис. Просто расскажите все, как было.

Глэдис просеменила на свидетельское место с героической улыбкой на устах. Ее буйные кудряшки были уложены ровными рядами при помощи перманента. Вначале она долго живописала, как по доброте душевной принесла Тротти перед сном стакан подогретого молока.

– Потом хозяин пришел, с мисс Ле Мэй.

– Вы помните, как выглядела мисс Ле Мэй? Как обычно?

– О да, сэр, совсем как обычно, – ответила Глэдис, поежившись – пояс от чулок сильно жал. – Ничего такого особенного она не говорила, только вот что забыла очки в Большом доме, а я сказала, что Тротти их нашла и отнесла к ней в комнату. Понимаете, она, то есть мисс Ле Мэй, любила почитать в постели…

– Да-да, – нетерпеливо перебил доктор Мир. – Очки нас не интересуют. После этого мисс Ле Мэй предложила вам свой шарф?

– Я еще тогда подумала – какая доброта! – ответила Глэдис, и на ее губах заиграла печальная улыбка.

Тротти обстоятельно рассказала, что уже легла в постель к тому времени, как мисс Пайпа вернулась из Пиджинсфорд-хауса. День после известия о смерти бедной мисс Грейс прошел очень тяжело и грустно, и Тротти была уверена, что мисс Пайпа не рассердится, если она не станет ее дожидаться. Очень добрая была мисс Пайпа. Может, иногда головой не думала, но доброты необыкновенной.

– Люди ее не понимали, сэр, вот в чем беда. Нагрубить могла кому угодно, зато сердце отзывчивое…

– Итак, вы слышали, как она вернулась?

Тротти поняла: ее перебили, потому что опять отклонилась от темы. С ее лица мигом слетело мягкое, жалостливое выражение. Она ответила коротко:

– Да, сэр.

– Однако вы ее не видели?

– Нет, сэр.

– Что же вы сделали? – досадливо спросил доктор Мир.

– Снова заснула, сэр, – ответила Тротти с победной улыбкой.

Во второй раз бедняжку разбудили, по ее собственным словам, «среди ночи».

И снова джентльмены из печатных изданий повели себя отнюдь не как джентльмены, устроив свалку возле телефона. «Вердикт о причине смерти мисс Ле Мэй: удушена неизвестным лицом или группой лиц». «Актриса из Вест-Энда удавлена». «Известной артистке мюзик-холла отрезали голову». Наконец-то Пайпа попала на первые страницы газет, потеснив даже военные новости.

На следующий день спозаранку хлынул поток писем.

Леди Харт получила их около сорока – в основном от старых подруг, выражавших ужас и сочувствие, с немалой толикой приятно волнующего любопытства. Пенрок – тридцать. Джеймс – одно, от своего командира. Генри с Венис – одиннадцать на двоих. Фрэн получила шесть писем: пять от пылких молодых людей и еще одно за подписью «миссис Фитцджеральд».

Пенрока больше не отпускали гулять по холмам. Коки держался с ним скованно и говорил отрывисто. Пенрок не скрывал от себя, что, не разговаривай он с друзьями в гостиной во время того загадочного звонка в полицию, вполне мог бы сейчас оказаться обвиняемым. Он был как на иголках, лишенный возможности размяться, да к тому же терзаясь беспокойством за Фрэн. После дознания, вечером, Пенрок пришел к леди Харт – она тихо сидела в гостиной у камина и вязала носок.

– Из принципа, – объяснила она, взмахнув носком. – Вязать я совсем не умею, но долг велит хотя бы попытаться.

– Я хотел с вами поговорить, – начал Пенрок, стоя спиной к грандиозному старинному камину. – Можно?

– Конечно, можно! – Леди Харт с любопытством смотрела на Пенрока поверх очков.

– Это насчет Франчески. – Пенрок замялся, борясь с абсурдной неохотой выразить словами всю бурю своих чувств к Фрэн. – Я в нее влюбился, – выпалил он наконец.

Вид у него был такой отчаянный, что леди Харт не сразу нашлась что сказать.

– Я так и думала, милый Пен, – ответила она мягко. – Это так странно… Ты же знал ее еще совсем маленькой.

– Началось это очень давно, – с трудом выговорил Пенрок. – Она еще чуть ли не с косичками ходила. Конечно, я для нее слишком стар. Думал, вытерплю как-нибудь, она ничего и не узнает, а сейчас чувствую – не могу. Вы не будете против, если я скажу ей все и… Вы не представляете, каково это – бояться за нее, когда не вправе защитить… Я с ума схожу! Думаю о ней каждую минуту, днем и ночью… Я должен ей сказать и покончить с этой неопределенностью. Конечно, она за меня не пойдет, но лучше уж знать правду…

Он умолк, прислонившись к каминной полке и низко опустив голову.

Леди Харт, растроганная почти до слез, все же заставила себя вернуться к вязанию. После короткой паузы она сказала:

– Что же тут поделаешь. Попробовать всегда можно, Пен. Фрэн к тебе очень привязана. Может, она и согласится.

Пенрок вскинул голову. Глаза его засияли таким светом, что леди Харт испугалась, не подала ли ему ложную надежду.

– Ты знаешь, конечно, что Джеймс…

– О да! – ответил Пенрок. – Разумеется. Но таких Джеймсов уже десятки были, и ни одного не хватило надолго.

– Не знаю, не знаю.

Пенрок посмотрел на нее и вновь уткнулся взглядом в ковер.

– Во всяком случае… Вы не возражаете, если я поговорю с ней?

– Спасибо, что вначале мне сказал, – улыбнулась леди Харт. – Да ты всегда такой был, Пен, – прямой и честный. Сам знаешь, я всем сердцем желаю тебе счастья.

– Я, наверное, пойду, – сказал Пенрок.

В холле инспектор Кокрилл разговаривал с кем-то из подчиненных. Пенрок, занятый своими мыслями, не заметил, что оба полицейских бледны и их бьет дрожь. Подойдя ближе, он сказал Кокриллу с несколько принужденной веселостью:

– Не могли бы вы отозвать ненадолго своих подручных? Мне нужно поговорить с Фрэн…

Коки рывком обернулся к нему:

– А Фрэн исчезла.

– Что значит – исчезла?

– Исчезла – значит исчезла. Вы что, английского языка не понимаете?

Все сознание Пенрока заполнил беззвучный крик. Глаза застлало багровым туманом – как в ту минуту, когда он подходил к мертвой Грейс Морланд. Очнулся он, вцепившись в лацканы инспекторского пальто и повторяя как заведенный: