Точно!

Андреас дергает за шнур.

– Двигаем туда!

И мы двигаем. Чем ближе буй, тем отчетливей выделяется он на фоне моря – красный, несколько метров высотой. Указывает границу фарватера.

Значит, мы уже там, где ходят корабли.

Течение нас сносит, до буя еще плыть и плыть. Я уже представляю себе, как до него дотронусь… Наконец вот он! Касаюсь рукой холодного металла, ищу, за что ухватиться.

Он огромный, снизу краска облупилась, видна ржавчина. Его качает на волнах, вода плещется о бока. Вниз от буя уходит цепь.

В детстве я часто доплывала до буев и, держась за такую цепь, пробовала добраться до дна. Сейчас, конечно, не до этого.

Андреас хватается за металлическую ручку и подтягивается. Рука срывается, он снова погружается в воду и тянет меня за собой. Шнур сейчас сильно мешает, но развязать его я не смогу – пальцы застыли от холода.

– Гадство! – кричит Андреас и кашляет. Пробует снова, отталкиваясь ластами, и наконец все-таки достигает цели – усаживается на подобие ступеньки. Протягивает мне руку. Я за нее хватаюсь, другой рукой – за ручку буя. Андреас тянет меня вверх. Буй качает, и я соскальзываю вниз, – коленки стукаются обо что-то твердое, я удерживаюсь еле-еле…

Но наконец удается пристроиться на крошечном уступе рядом с Андреасом. Он трет уши, чтобы из них поскорее вытекла вода.

Невыразимо приятное чувство – ощущать под собой что-то твердое!

Провожу руками по металлической поверхности. Буй качают волны, но ему от этого ни жарко ни холодно – он противостоит им здесь, посреди Балтийского моря. Поднимаю взгляд вверх. Над нами – прожектор, к нему ведет лестница. Я держусь за ее перекладины, чтобы не соскользнуть вниз, когда буй качает особенно сильно.

– Плохо на нас плавание действует, – замечает Андреас. – То нам лодки мерещатся, то маяки. А оказывается, это просто буй. Ну умереть со смеху!

Он вытягивает ноги и тихонько стонет.

– Черт, больно-то как. – Наклоняется вперед, потирает пятку.

– Только ласты не снимай, иначе больше их не наденешь.

Андреас выпрямляется и смотрит на меня.

– Почему?

– Я это уже проходила на многочасовой тренировке. Лучше не видеть, что там под ластами, как все натерто и вообще…

Андреас скептически смотрит на свои ласты – кажется, он колеблется.

– Думай о чем-нибудь другом. А ласты оставь как есть. Иначе ничего хорошего.

В конце концов Андреас кивает. Опирается спиной о буй.

– Ох, как же все болит. Никогда бы не подумал.

– Об этом только профессиональные пловцы знают.

– А у тебя ноги не болят?

– Болят, конечно. Но я об этом не думаю. Все равно ведь изменить ничего нельзя.

– Пф-ф, если бы это было так просто – не думать о том, что болит.

Сквозь облака пробивается солнце и светит прямо на нас.

Андреас подставляет ему лицо.

– Ох, хорошо-то как… Греет по-настоящему!

Я стараюсь вытянуться на буе насколько возможно – пусть тело получит как можно больше тепла. Как же здорово, что не надо двигаться!

Чувствую, как потихоньку согревается неопрен. Мы сохнем на ветру, он довольно прохладный. Если бы не солнце, здесь было бы не так уж приятно. Как же это важно – тепло. Оно проникает все глубже в тело, дрожь потихоньку утихает. Закрываю глаза – тут же всё во мне приходит в движение, как будто я до сих пор плыву. Буй под нами качается – вверх-вниз, вверх-вниз. От этого начинает подташнивать…

– Вот бы повезло и кто-нибудь проплыл мимо, – говорю я тихо. – Даже подумать страшно, что это возможно.

– Очень даже возможно, – откликается Андреас. – Буй отмечает фарватер, на нем нас легче увидеть, чем в открытом море. Надо сделать так, чтобы нас побыстрей заметили.

– Прыгать и махать руками, как на демонстрации?

Андреас тихонько хихикает.

– Ну например. Жаль, нельзя огонь развести, как у Робинзона Крузо.

Мы замолкаем.

Потом слышу облегченный вздох Андреаса.

– Как же хорошо, что не надо больше плыть… Тут и останемся, на солнышке. Все равно я уже не способен сделать ни одного гребка – всё болит.

Как хочется, чтобы именно так и случилось… Но я боюсь даже думать о том, что все это сбудется: что мимо действительно пройдет корабль, что капитан нас заметит и отдаст приказ спустить лодку, что нас возьмут на борт и отвезут в Любек (хотя можно и в Гесер, в Данию).

А потом мы отправимся в Гамбург к Сакси.

– Если не надо больше плыть, я сниму ласты? – раздается в тишине голос Андреаса.

Нет, торопиться с этим никак нельзя. Я бы рада подбодрить его, но разрешить снять ласты никак не могу.

– Подожди, пока нас не возьмут на корабль. Чтоб уж наверняка.

Андреас качает головой.

– Ладно, как скажешь. Это ж ты у нас профи.

«Профи» я себя совсем уже не чувствую. Все тело болит, и вообще тут все не так, как мне представлялось, все совершенно по-другому. Ужасно не хватает ощущения бассейна – его звуков и запаха хлорки, криков тренера, толчка ногами о бортик после разворота.

Отвинчиваю крышечку с фляжки, делаю большой глоток, передаю ее Андреасу. Вижу, как он сдерживается, борясь с желанием отхлебнуть побольше. Воду надо строго дозировать. Андреас протягивает кусочек шоколада, я медленно его рассасываю; рот наполняется сладостью, становится легче.

Мы продолжаем сидеть на буе, наслаждаемся отдыхом. В какой-то момент я замечаю: Андреас чуть вздрагивает и клонится головой на мое плечо – засыпает. Меня тоже тянет в сон. Волны, булькая, плещутся о буй…

Натягиваю шапочку потуже, чтобы ветер не задувал в уши. Время от времени оглядываю водную гладь. Не пропустить бы корабль.

Видел бы нас Сакси! Глазам бы своим не поверил, в жизни не смог бы себе представить, что мы решимся на такое безумие.

Когда мы с ним вместе ездили на пляж в Варнемюнде, большую часть времени он валялся на полотенце и читал «Мозаики». Плавать он умел, но в воду заходил редко и никогда не окунался с головой. Утверждал, что просто не хочет портить свою модную прическу с длинной челкой, на которую якобы так сильно западают девчонки. На самом-то деле просто боялся – вода-то у нас всегда холодная.

А из страны Сакси выехал самым банальным способом – на поезде. Повезло!

Вытягиваю ноги, массирую бедра. Мышцы холодные и твердые, как камень. Такой пытке их еще не подвергали. Надо их согреть, иначе они не смогут нормально работать.

Андреас поднимает голову – наверно, мои движения его разбудили.