class="p1">– Нет, пап. Я знаю, что нет.

Мне хорошо в доме отца. Их любовь и бережное отношение друг к другу теперь распространяются и на меня, отчего душу обжигает стыд. Я сам знаю, что не заслужил их доброту. Уверен, отец испытывает те же чувства.

Как же Алиса была права! Маша принимает меня без всяких условностей, с присущей ребенку непосредственностью и искренностью. Она уверенно ведет меня в свою комнату, где показывает фотографии подруг и друзей мальчишек, рассказывая об их шалостях.

Время исчезает незаметно. В стекла стучат колкие льдинки, ночной холодный ветер гудит сквозь оконные щели. Я не хочу злоупотреблять гостеприимством и, ссылаясь на ранний подъем, прощаюсь с родственниками.

Бегу по ступенькам вниз и толкаю тяжелую дверь в подъезд. Пронизывающий ветер забирается под воротник, леденя кожу, но я не чувствую холода.

Запускаю двигатель Бэна и, пока машина прогревается, поддаюсь порыву и пишу Алисе.

«Грустишь?»

«Нет. Меня дед Никита развлекает».

Расплываюсь в улыбке, вспоминая блаженное лицо Боголюбова. Выгляжу также счастливо-глупо.

«P.S. По-моему, дедушка догадался…» – пишет Алиса.

«Скучаю (смайлик)».

«Я тоже… Быстрее бы все закончилось (грустный смайлик)».

«Все будет хорошо. Алиса, я помирился с папой и познакомился с сестрой».

«Я очень рада, Богдан. Ты молодец».

Мы прощаемся. Тишину салона вспарывает входящий звонок. Я отвечаю не глядя, убежденный, что звонит Алиса.

– Привет. Решила позвонить? – отвечаю хрипловато.

– Привет, Богдаша.

– Али… Алла?

– Да, любимый. Ты ждал кого-то другого?

– Нет. Нет, конечно, – лгу я.

– У тебя все в порядке? – В голосе Аллы слышится упрек. – Я же не виновата, что задерживаюсь. Для меня важно это обучение, ты должен понимать, – убеждает она меня, как маленького.

– Алла, ты приедешь через два дня?

– Да, тебе не терпится меня увидеть? – усмехается она.

– Да.

– Ты знаешь, Богданчик, я могла бы тебе помочь расслабиться… Если включишь видеозвонок, я разденусь и…

– Перестань, – обрываю ее я. – Я сейчас у мамы.

– Я приеду на центральный вокзал. Буду ждать тебя в шесть вечера, не опаздывай. Ты же знаешь, как мама не любит ждать!

Хлопья воздушного снега взвиваются из-под колес, когда я давлю на газ. Скоро все закончится, Алиса, я обещаю тебе!

Глава 21

С раннего утра льет дождь. Пробуждаюсь от его монотонного хлесткого стука по стеклам и бреду на кухню. Щелкаю выключателем и ставлю на плиту турку. Пока закипает кофе, сажусь за стол и отодвигаю разложенные вещи: фляжку, термос, складную лопату, налобный фонарь.

Майор Капустин утверждал, что участников экспедиции обеспечат необходимым снаряжением, теплыми комбинезонами, обувью и рюкзаками, но я почему-то до конца не доверяю его словам.

Подхожу к окну, сжимая в руках чашку и вдыхая аромат молотого кофе. Люди прячутся под зонтами и аккуратно обходят выбоины в асфальте, заполненные водой. Погода за окном плюсовая, дождь льет, как в сентябре, а на стеклах густой россыпью капель собирается конденсат. Низкие грозовые тучи висят над городом, уменьшая и без того паршивую в тумане видимость. Словно угадав мои опасения, звонит Боголюбов.

– Рябина, привет. Смотрел в окно?

– Стою перед ним, Мир, – отпивая глоток, отвечаю я. – Если погода не изменится, рейс отменят.

– Нам-то с тобой все равно, а вот Алиса… Мне кажется, вам сейчас волнений и без того хватает.

– Хватает, Боголюбов, ты угадал, долбаный ясновидец! – усмехаюсь я. – Алла приезжает вечером. Поговорю с ней и спокойно поеду.

– Сочувствую, брат, – произносит Мир. В его голосе нет привычного сарказма.

«Богдан, не выдумывай, мне ничего не нужно».

Втайне от Алисы покупаю ей горнолыжный комбинезон, термобелье и средства от обморожения. Когда я успел так влипнуть? Всем сердцем прорасти в девчонку, почувствовать в ней родное и близкое? Мое. Для меня. Влюбиться в одну девчонку и за короткий миг разлюбить другую? Я пообещал Никите Сергеевичу обезопасить Алису во время экспедиции и сделаю все возможное, чтобы не облажаться.

Придирчиво оглядываю заполненный доверху рюкзак и закрываю его. Тяну неподъемную ношу в прихожую. Остается уложить груз в багажник, и одно из двух важных дел можно считать завершенным…

К вечеру начинается снегопад. Лужи, схваченные морозом, поблескивают в свете фар, как зеркало. Спецтехника, спешно вызванная дорожными службами, расчищает дороги и щедро посыпает их солью. Пробка из легковых машин ползет на долгие десятки метров. Мимо проезжают машины ДПС и «Скорые».

Я приезжаю к центральному вокзалу вовремя. Подъездная аллея забита автомобилями встречающих и таксистов. Я паркуюсь немного поодаль и, подняв воротник куртки, подхожу к парковке автобусов и маршрутных такси.

В голове роятся разные мысли. Холод пробирает до костей – я закуриваю, перетаптываясь на месте в надежде согреться. К сигаретному дыму примешиваются густые запахи выхлопных газов и общественного туалета. Я так и не решил, как поступить: поговорить с Аллой сейчас, не затрудняя себя ужином в доме ее родителей, или объясниться со всеми членами семьи? Пока я перебираю варианты, из-за угла выплывает большой пассажирский автобус.

Алла спрыгивает с подножки и напряженно всматривается в чернильную темноту, крепко сжимая ручку чемодана. Мимо нее снуют, как муравьи, женщины в нарядных шубах с большими клетчатыми сумками в руках, не сочетающимися с ее «шикарным» образом. Я выхожу из тени козырька и приближаюсь к кольцу, освещенному фарами автобуса. При виде меня губы Аллы расплываются в улыбке.

– Привет, – целомудренно касаюсь ее щеки. – Устала? – Мое приветствие тает в раскатистом смехе женщин, прибывших вместе с Аллой.

Алла выглядит изможденной и растерянной. Ее волосы убраны в высокий хвост, на лице ни грамма косметики, ноги обуты в простые ботинки на плоской подошве.

– Послушай… – начинаю я.

– Богдан, отвези меня домой. Ты прав, я устала и сейчас не хочу разговаривать, – в ее голосе слышится мольба.

– Алла, не думаю, что у тебя дома нам дадут поговорить. Мне нужно сказать…

– Я замерзла и хочу есть. Мама приготовила ужин и ждет нас. Дай мне полчаса, Богдан, и я тебя выслушаю.

Большую часть багажника занимает горный рюкзак. Втискиваю чемодан Аллы с краю и возвращаюсь за руль. Всю дорогу мы почти не разговариваем: я задаю вежливые дежурные вопросы, Алла сухо отвечает на них. Я почти уверен – она обо всем догадалась. Мне хочется схватить ее за плечи и встряхнуть, сбросить лицемерную маску холодной вежливости и равнодушия, которую она зачем-то натянула. Я порываюсь завести откровенный разговор, но Алла решительно останавливает меня.

– Пожалуйста, Богдан. Дай мне насладиться скромным ужином в кругу семьи, – она снисходительно улыбается. – А потом… я вся твоя.

В надежде сократить время пути я сворачиваю с дороги, обработанной реагентами, во дворы. Шины Бэна петляют по гладкой