– Просчет «Альфы». Возможно, из-за того же Вальцмана, если я не путаю фамилию.

– Возможно, но вовсе не факт. Вальцман препятствовал работе группы в угоду интересов своих нанимателей. А здесь, скорее, проглядывается желание посодействовать нам, – заметил Зеленский.

– Тоже не факт. Хотя такую возможность тоже нельзя сбрасывать со счетов. И все же экспертный отдел не обнаружил никаких признаков внешнего влияния.

– Вероятно, не там ищем, – задумчиво пробормотал Зеленский.

– Что? – не расслышал его слов Шульц.

– Да нет, это я так – мысли вслух.

– Мысли – это хорошо. И что вы, господин Зеленский, измыслили относительно минус ноль двенадцатого?

– Ноль двенадцать – это… – Зеленский посмотрел в потолок, наморщив лоб и двигая губами.

– Сорок пять дней, – помог Шульц.

– Сорок пять… Так. Откуда ожидается воздействие – неизвестно. Какое – тоже. Смысл воздействия – тем более. Слишком много неизвестных, как вы полагаете, господин Шульц?

– Я полагаю, неизвестное – это по вашей части, как Координатора контроля. А дело Совета в моем лицо всемерно содействовать вам в разрешении возникающих затруднений.

– Исчерпывающе, – скулы Зеленского заходили желваками. – Но это больше напоминает известную позицию: мое дело – сторона.

– На что вы намекаете, господин Зеленский? – Шульц подался вперед, упираясь свободной рукой в подлокотник.

– Я намекаю на невозможность планировать операции исходя из неясных предпосылок. Я до сих пор не вижу у меня на столе данных по ноль двенадцатому, хотя Совет странным образом уже оперирует ими. А снабжать меня необходимой для планирования информацией, – если мне не изменяет память, – работа Совета.

– Разве вам не были переданы данные по ноль двенадцатому? – Шульц, казалось, был поражен до глубины души. – Они были предоставлены Совету еще вчера!

– Увы, должен разочаровать вас, господин Шульц, – развел руками Зеленский. – Я вообще только сегодня, от вас впервые услышал о каком-либо кризисе в этом временном отрезке. Кстати, экспертный отдел находится в ведении Совета. Поэтому прошу вас посодействовать, так сказать, в лице Совета в разрешении возникших затруднений, а после будем мыслить.

Шульц глуповато похлопал красноватыми веками, усеянными редкими, короткими ресницами в попытке квалифицировать сказанное Зеленским то ли как укор, то ли как оскорбление. Однако, поразмыслив и не придя ни к чему определенному, насупился и потянулся к гарнитуре спецсвязи, закрепленной на правом ухе.

– Советник Шульц. Маре к Зеленскому. Да, начальника экспертного. Срочно! – он отключил связь и посмотрел в глаза Зеленскому. – Сейчас, я уверен, все разрешится.

За окном темнело, и в кабинете постепенно сгущались сумерки. Под потолком автоматически вспыхнули осветители, двумя белыми лентами протянувшиеся по потолку от окна к двери. Мягкий желтоватый свет медленно набрал мощность, выгоняя темноту за стекло, где тьма тут же стала ощутимо плотнее.

Шульц в ожидании начальника экспертного отдела невозмутимо потягивал напиток. Зеленский отрешенно наблюдал за ним, сцепив пальцы рук на животе и поигрывая большими пальцами.

– Скажите, Советник, – вдруг спросил он, – вам никогда не казалось, что наша с вами работа напоминает некий фарс?

– Не совсем понял, что вы имеете в виду? – отозвался Шульц, вскидывая редкие брови.

– Я имею в виду, что мы пытаемся планировать события давным-давно уже имевшие место быть.

– Решили пофилософствовать на досуге, господин Зеленский?

– Накатывает иногда, знаете ли. Этакое ощущение безысходности и бесполезности собственной деятельности.

– Бесполезности? – еще больше удивился Шульц.

– Возможно, я не совсем корректно выразился. Во всей этой возне с прошлым ощущаешь себя некоей пешкой, судьба и действия которой предрешены.

– Поясните свою мысль, пожалуйста. Я все же не совсем понимаю, о чем вы хотите мне сказать.

– Я хочу сказать, что мы пытаемся делать то, что уже сделано или будет нами сделано со стопроцентной гарантией. Если мы существуем и существуем в привычном нам мире, следовательно, наши действия, которых мы еще не совершили, уже совершены нами, а мы их только планируем. Согласитесь, это отдает некоей безысходностью.

– Ну-ну, господин Зеленский, не надо так пессимистично на все смотреть. Мы далеко не пешки, а неизбежность чего-либо – это всего лишь История с большой буквы. Для нас История – то, что было раньше. Для других История – мы. И все мы – прошлые, настоящие и будущие – части единого отлаженного механизма этой самой Истории.

– Вы хотите сказать, что История простирается дальше нас с вами?

– В каком смысле?

– В прямом, господин Шульц, – Зеленский перестал вертеть пальцами и сложил руки на груди. – Мы можем перемещаться только вниз от нашей, базовой точки времени. Будущее нам недоступно, поскольку его не существует. А вы говорите о единстве прошлого настоящего и будущего. К тому же экстраполируя имеющиеся сведения, можно заключить факт о том, что мы на самом деле являемся прошлым, а не настоящим, как хотелось бы думать.

– И что же навело вас на эту мысль? – по губам Шульца тенью скользнула еле заметная усмешка.

– Именно безысходность. Если предположить наше существование в связи с удачно разрешенными нами коллизиями в минус пятом и минус ноль двенадцатом, которые мы только-только собираемся планировать, то сам собой напрашивается вывод об уже произведенных нами действиях в этих временных точках.

– И это, по-вашему, доказывает, будто мы пешки?

– Это доказывает свершенность наших действий, которые еще только должны случиться. Следовательно, История, как вы выразились, с большой буквы отнюдь не ограничивается нашей текущей точкой.

– Вы хотите сказать, что мы являемся не настоящим, а частью прошлого?

– Вы отлично поняли мою мысль, советник! – улыбнулся Зеленский, пристально глядя в глаза Шульцу.

– Но это абсурд!

– Я так не думаю. И вот почему: во-первых, Эолльцы прибыли к нам из черт-те знает какого года…

– Время в их локусе может идти быстрее или медленнее, в зависимости от удаленности и положения домена относительно основного ствола, – вставил замечание Шульц, нервно барабаня пальцами по подлокотнику кресла.

– Возможно, но не со скоростью тысячелетий в год.

Зеленский сделал паузу, но Шульц промолчал.

– Во-вторых, Эолльцы говорили о блокировке определенного периода времени для корректирующего воздействия, и я им склонен верить.

– Бред! – поморщился Щульц.

– Отнюдь. Это как раз вытекает из третьей предпосылки. Нам нет дороги выше данной сиюминутной точки времени, однако мы уже являемся прошлым – это определенно следует из нашего с вами существования.

– Это все софистика. Неправильные предпосылки ведут к неправильным выводам. К тому же совершенно бездоказательным.

– Дорогой господин Шульц, я и не имел намерения что-либо доказывать или опровергать. Это не более чем размышления, так сказать, на злобу дня.

В этот момент дверь протаяла, и в нее ввалился среднего телосложения молодой человек с кудрявой шевелюрой масляного цвета и квадратным лицом.

– Вызывали? – бойко спросил тот, проходя на середину комнаты. Высокий, почти женский голос никак не вязался с его мускулистой тренированной