ему на левое плечо, чтобы он не вставал. Ян не стал сопротивляться, хотя, если бы захотел упрямиться, с его силищей с ним справиться было бы сложно.

От него очень сильно било жаром. Ему бы лежать, как тяжелораненому, а не мотаться по заснеженным просторам, выискивая, кому бы отомстить.

— Был один такой парень, — начал я. — Отличный друг, который всегда приходил на помощь окружающим. А ещё у него было обострённое чувство долга и справедливости.

— О чём ты намекаешь? — он с подозрением посмотрел на меня.

— И вот, его старший брат устроил заговор. Погибли люди, совсем молодые. На этом дело не кончилось, он пытался убить ещё кое-кого. Но мой друг грудью встал на защиту того, кого он обещал защищать. Выступил против брата-предателя.

— Он не предавал! — вскричал Ян. — Его обманули!

Кто-то из девушек вздрогнул. Они не уходили, чтобы присматривать за отцом, который совсем перестал реагировать на то, что происходило.

— А это никому не важно, Ян, всем плевать, — сказал я. — Тогда мы отбились, но заговорщик погиб. Но люди на юге этим не удовлетворились. Месть за погибших коснулась не того, кто отдавал приказы, а его родственника. Такие уж здесь обычаи. И пострадали совсем другие, невиновные. Даже одна девушка, которая…

— Замолчи, — он сжал кулак до хруста и уставился перед собой. — С чего это ты вдруг начал читать мне морали о мести? Ты, который отомстил за брата сам. Никогда не думал о том, к чему это привело?

— Каждый день я думаю об этом, — признался я. — Говорю тебе честно. Каждый день, когда я вижу, что происходит, я вспоминаю, что всё это началось в день, когда я отомстил за брата. Когда я повесил старого императора, и после этого империя начала трещать по швам. И все до сих пор разгребают последствия.

Мы говорили тихо, почти шёпотом, нас не слышали. В печке трещали дрова. Старик Мурадов сидел за столом, его дочери у него за спиной.

— Я не читаю тебе морали, Янек. Сделал бы я тогда иначе, если бы знал, что будет дальше? Нет. Мой брат был невиновным, пострадал за то, чего не совершал. Его убили только потому, чтобы отомстить мне. Я бы пошёл туда снова и убил бы Валерия Громова ещё раз. Это достаточно честно для тебя?

Он не ответил, только взял вилку левой рукой. Так крепко, что побелели пальцы.

— И вот, — продолжил я, придвинув к нам тарелку с картошкой. — К чему я рассказывал про своего друга…

— Твой друг, которого ты знал, мёртв, — сказал Ян равнодушным голосом. — Погиб в бою, пал смертью храбрых. Сгорел дотла, как Адам Сантек.

— Он жив, Янек. Я вижу это. Это было несправедливо, но всё ещё можно исправить…

— Осталась только тень, которая хочет мести, — он будто меня не слушал. — Но в чём-то ты прав, Рома. Она коснётся только тех, кто её заслужил. Как Петрак. Дерайга. Рэгвард.

Он с трудом зацепил кусок картошки вилкой и проглотил, Почти не жуя, потом начал жадно есть. Хватал хлеб, куски рыбы, сало, варёные яйца, даже не разбирая, что ест. Когда он нормально питался в последний раз? Скорее всего, очень давно.

— Плевать на этого старика, — сказал он, ненадолго оторвавшись от еды. — Он уже почти покойник. На его родственников мне тоже плевать. Дай мне Рэгварда, Рома. И тех, кто во всём этом виноват. Я не успокоюсь, пока они живы.

— Мы будем сражаться, Ян. Но ты слушай, что говорю я. Я очень нацелен на победу. Чтобы эта империя смогла укрепиться, когда всё закончится, потому что многие хотят совсем другого, как я вижу. Это моя задача. Кому как не мне разгребать то, что случилось тогда.

Я усмехнулся и посмотрел на него.

— А ты тоже должен выжить, — сказал я. — Как и другие, кого мы знаем. Кто-нибудь сможет поменять ему повязки? — я поднял голову. — Они старые, уже засохли.

— Да, — сказала рыжая. — Сможем.

Старик Мурадов уснул. Его сын иногда поглядывал в окно снаружи. Ян съел ещё, закашлялся, когда откусил слишком много, потом сел прямо, закрыв глаз. Рыжая подошла сзади, Ян не сопротивлялся, пока она разматывала ему повязки на голове.

Я подождал, проверил, что он не собирается устраивать ничего, и подошёл к двери, чтобы надеть шинель. Там же достал револьвер, проверил, что все патроны на месте, и вышел в сени.

— Вы нарушили приказ, полковник Марьин, — сказал я, оглядев, кто здесь присутствовавших. — В обычное время я бы поместил вас под арест и отдал под суд.

— На каком это основании? — безопасник Дома Варга скривился.

— Вы покинули свой пост и привезли сюда Наблюдателя. Я запретил трогать Яна Варга, у него тяжёлое состояние и замутнённый рассудок. Ему нужно спокойствие, насколько это возможно.

— Я служу Дому Варга, — не скрывая ненависти произнёс безопасник. — А лорд Ян был предан. Это возмездие, которое он несёт на своих врагов. А вы один из тех, кто бросил его умирать. Взять его!

За его спиной стояли двое солдат. Но они только переглянулись, не спеша выполнять приказ.

— Приказы полковника больше не действуют, — я скрестил на груди руки, не убирая револьвер. — Но признайтесь, Марьин. В вас говорит собачья преданность? Или что-то другое? Я просто не понимаю ваши мотивы.

— Да какая тебя разница? — взревел он.

— Хочу понять, что вас ведёт. Жажда власти, наживы или вы служите кому-то ещё? — я откашлялся, уже устал от этого официального тона. — Ладно, выведите его подальше, и там мы его расстреляем. Был приказ, он нарушен. Марьин, вы пытались использовать лорда-Наблюдателя в своих целях. И очень ему навредили.

— Значит так? — Марьин с подозрением посмотрел на меня. — Конец тебе, Загорский!

Он вскинул руку, направив спрятанный револьвер мне в лицо. Я перехватил его, зажав большим пальцем курок, чтобы не выстрелил.

И призвал пламя со своих ладоней.

Раздалось шипение, Марьин завизжал, выпуская оружие, и отошёл на шаг. Мех на его рукаве обуглился, на руке остались ожоги в виде следов от моих пальцев. Запахло палёным.

Охранники Яна выпучили глаза, но я уже не собирался скрывать свои способности.

— Это предательство, — прошипел Марьин. — За это…

Дверь