Предо мной простирался длинный коридор с кабинетами по обе стороны. Покачивая ведром, я разбитной походочкой двинулся вперед, попутно читая таблички на дверях, но имена все были не те.

В конце коридора была большая комната, в которой, словно механические секретарши, стрекотали два телетайпа. У одной стены стоял большой деревянный штурвал, а по другим висели все те же клипера. Возле стеклянного столика, пестревшего журналами, стояли удобные кресла, а за конторкой в форме кочерги восседала бойкая блондиночка, вскрывавшая конверты. Тут же была дверь из полированного черного дерева. Резные бронзовые литеры, прибитые на уровне глаз, гласили: Итан Крузмарк.

Блондинка подняла глаза, улыбнулась мне и с мушкетерской ловкостью пронзила конверт ножом для бумаг. Перед ней высилась полуметровая стопка деловых писем. Мои надежды уединиться под дверью с микрофончиком, можно сказать, вылетели в окно — метафора довольно опасная, учитывая грядущие события.

Блондинка, занятая своим несложным делом, не обращала на меня никакого внимания. Я пристегнул ведро к поясу моей сбруи, открыл окно и зажмурился. У меня вдруг застучали зубы, и, увы, неожиданно нахлынувший холод был тут ни при чем.

— Скорей, пожалуйста, а то мне все сдует! — крикнула секретарша.

Вцепившись в подоконник, я подлез под нижнюю раму (окно открывалось вертикально) и уселся спиной к улице, свесив ноги внутрь. Затем пристегнул ремень сбруи к внешней раме. От блондинки в спасительных пределах приемной меня отделяло лишь тонкое стекло, но мне казалось, что до нее теперь миль сто. Я перехватил руки и пристегнул второй ремень.

Теперь нужно было встать. На это ушло все мое мужество. Я попробовал было думать о войне, о своих приятелях-десантниках: у иных бывало по триста прыжков и ни одной царапины… Увы, все это мне ничуть не помогло, а мысли о парашютах только повергли в еще больший ужас.

На карнизе едва хватало места, чтобы стоять на цыпочках. Я закрыл окно, и порывы ветра заглушили успокоительное потрескивание телетайпов. Я приказал себе не смотреть вниз и тут же посмотрел.

Там, на дне раскинувшегося внизу темного каньона Сорок второй улицы, ползали муравьишки-пешеходы и железные жуки автомобилей. К востоку, за коричневым в вертикальную белую полосу зданием редакции «Дейли ньюс» и блестящей зеленой глыбиной Секретариата ООН, по реке пыхтел крошечный буксир, а за ним в серебряной полосе пены тянулась череда барж.

Резкий ледяной ветер хлестал меня по лицу, по рукам, он трепал широкие отвороты моих брюк, и они хлопали как паруса. Ветер хотел сорвать меня с фасада здания и потащить за собой над крышами, мимо кружащих голубиных стай и пышущих паром труб. От холода и страха у меня дрожали ноги. Суставы побелели от напряжения. Если даже ветру не удастся отодрать меня от окна, участь моя все равно решена: как всякое вибрирующее тело, я, в конце концов, сам съеду с немилосердно узкой поверхности подоконника… Господи! Я тут погибаю, а секретарша сидит себе и вскрывает конверты как ни в чем не бывало! Она и думать-то обо мне забыла.

Мне вдруг стало дико смешно: Гарри Ангел, человек-муха! В памяти всплыли цирковой шпрехшталмейстер, громовое «алле», какие-то «небесные ангелы». Я рассмеялся в голос. Слегка подавшись назад, я с радостью убедился, что сбруя держит меня. Значит, не так уж все и плохо. В конце концов, мойщики каждый день так висят — и ничего.

Я чувствовал себя альпинистом, совершающим свое первое восхождение. На высоте нескольких этажей надо мной на углах химерами лепились архитектурные выступы. Еще выше игла из нержавеющей стали, венчающая здание, блестела на солнце, как непокоренная вершина.

Пора. Я отстегнул правый ремень и прицепил его к тому же кольцу, что и левый. Потом, по шажочку продвигаясь вдоль карниза, отстегнул левый и вслепую протянул руку к соседнему окну. Пошарив по кирпичному простенку, я нащупал кольцо на соседней раме и пристегнул ремень.

Теперь я был прицеплен к обоим окнам. Так. Теперь шаг левой — отстегнуть — пристегнуть — шаг правой. Все. Есть.

Мои перемещения заняли пару секунд, не больше, но мне показалось, что прошло лет десять.

Пристегивая левый ремень, я заглянул внутрь. Моему взору предстал кабинет Итана Крузмарка. Это была большая угловая комната. На моей стороне было еще два окна, три других выходили на Лексингтон-авеню. Рабочий стол с непомерной овальной столешницей из цельной глыбы пентелийского мрамора был абсолютно пуст, если не считать начальнического телефона о шести кнопках и бронзовой статуэтки, изображающей Нептуна, простершего трезубец над волнами. Бар в нише неподалеку от входной двери сиял хрусталем. На стенах висели картины французских импрессионистов. Да, сразу видно кабинет босса: никаких тебе дохлых клиперов.

Отец и дочь сидели на длинной бежевой кушетке у дальней стены. На низком мраморном столике поблескивали два коньячных бокала. Крузмарк был похож на свой портрет: краснорожий стареющий пират с аккуратно расчесанной пышной серебряной шевелюрой. На мой взгляд, он смахивал скорей на капитана Флинта, чем на Кларка Гейбла.

Маргарет сменила мрачную черную хламиду на крестьянскую блузку и вышитую широкую юбку, но кулончик-звездочку оставила.

Я вынул микрофон, завернул его в большую тряпку и сделал вид, что вытираю стекло. Когда отец или дочь взглядывали на меня, я принимался возить перед лицом мыльной губкой.

Голоса в наушнике звучали так ясно и четко, словно я сам сидел на кушетке рядом с говорящими.

— …и он знал дату рождения Джонатана? — спросил Крузмарк.

Маргарет нервно теребила кулончик.

— Да, он все точно назвал.

— Ну это, в общем, нетрудно узнать. Ты уверена, что он детектив?

— Дочь Евангелины говорит, что да. Он приходил к ней и спрашивал про Джонатана. Для этого нужно что-то о нем знать.

— А врач из Покипси?

— С врачом все. Я звонила в лечебницу: он несколько дней назад покончил с собой.

— Значит, говорил он с ним или нет, теперь уже не узнаешь.

— Мне это все не нравится. Столько лет прошло… Ангел уже сейчас знает слишком много.

— Ангел?

— Да, Ангел. Фамилия у него такая. Пожалуйста, слушай меня внимательно!

— Я слушаю, Мэг, просто мне нужно все это переварить. — Крузмарк отхлебнул коньяку.

— Почему ты не хочешь от него избавиться?

— А что толку? Таких дешевых сыщиков как собак нерезаных. Дело не в Ангеле, а в тех, кто ему платит.

Вдруг Маргарет обеими руками схватила отца за руку.

— Он же вернется! Ангел вернется за гороскопом.

— Так составь ему гороскоп.

— Уже составила. Там все как у Джонатана, только место рождения другое. Я могла бы по памяти составить.

— Ну и хорошо. — Крузмарк осушил свой бокал. — Если он хоть что-то соображает, то к тому времени уже выяснит, что никакой сестры не существует. Поиграй с ним, потяни время. Ты же умная девочка. Если так не проболтается, брось ему что-нибудь в чай. Мало ли что можно сделать, чтобы человек разговорился. Нам нужно знать, кто его нанял. Пока мы не узнаем, кто за этим стоит, нельзя его трогать.