– Медленно, – предупредил я.

– Я не смогла бы тебя убить, даже если бы захотела, сынок. Маленькая Тори заставила совет согласиться не причинять тебе вреда по крайней мере в течение года.

– Вы простите, если я не поверю вам на слово?

Она отступила назад.

– Тогда иди и открой сам.

Понимая, что вполне могу подставиться, но не желая выглядеть ещё большим дураком, я опустился на колени и очень осторожно открыл футляр. Я довольно хорошо чувствую напряжение пружин и растяжек, но мои пальцы не смогли нащупать ничего плохого. Откинув крышку, я увидел нечто похожее на свёрнутую верёвку из древних плетёных нитей. К её концу была прикреплена рукоятка, обтянутая кожей с виду почти такой же старой.

– Вы принесли мне хлыст?

– Вообще-то он называется Бич, – поправила Эмельда. – Но – да. Это своего рода хлыст.

– И что мне с ним делать?

Эмельда сунула руку в футляр и вытащила Бич. От некоторых зачарованных предметов исходит ощущение тепла или холода, но в данном случае чувствовалось совсем другое. Не столько вибрация в воздухе, сколько неприятная тишина.

– Ты много знаешь о дароменской магии, Келлен?

– Только то, что вы ею не владеете.

Она рассмеялась.

– Что ж, полагаю, ты прав. Думаю, мы никогда не нуждались в магии благодаря нашей превосходящей военной мощи и куда более цивилизованным натурам. Но мы всегда хорошо умели коллекционировать вещи.

Скорее, воровать их. Музеи Дарома были полны памятниками культур завоёванных народов.

– В общем, мы никогда не были сильны в заклинаниях и тому подобном, но наши исследователи могут распознать обладающие силой предметы, когда их видят.

Она протянула мне Бич.

– А этот предмет, возможно, самый сильный артефакт на всём континенте.

Эмельда ждала, что я ещё о чём-нибудь спрошу, но я очень не люблю, когда меня водят за нос. Я внимательно осмотрел хлыст. Древний – мягко сказано. Казалось, его бахрома была сплетена из длинных тонких полосок высохшей древесной коры. Я сомневался, что удар такой штукой будет очень болезненным. С другой стороны, я не сомневался, что Эмельда хлопотала не ради розыгрыша.

– Это дерево, – заключил я, указывая на сплетённые полосы. – Кора дерева баоджара, верно? Такие деревья иногда растут в пустыне Берабеска.

– Зоркий глаз. А точнее?

«Что может быть точнее вида дерева? – удивился я. – Его конкретный подвид? Ареал? Нет, – понял я. – Она имеет в виду нечто другое».

– В Берабеске есть шесть разных священных книг, – сказал я, наблюдая за выражением глаз Эмельды, чтобы убедиться, что я на правильном пути. Но они ничего не выдали, но в такие моменты это само по себе подсказка. – Шесть разных кодексов, каждый из которых утверждает, что только один из шести ликов Бога – истинный.

– Если ты собираешься преподать мне урок теологии, сынок, я буду очень признательна, если сперва ты наденешь брюки.

Я не обратил внимания на насмешку.

– Шесть различных версий истории Берабеска объединяет одно – Бич Баоджары. Хлыст, сделанный из прядей первого дерева, которое Бог заставил вырасти в некогда самой пустынной в мире пустыне.

Рейчис подошёл и понюхал его.

– Воняет, как дохлый голокожий, – выругался и взял ещё одно сдобное печенье.

Он не ошибся насчёт запаха смерти. Если верить старинным рукописям Берабеска, в те древние времена народы пустыни ужаснулись силе своего Бога и сделали бич из его первого дерева, веря: лишь первое творение Бога способно причинить ему боль. Поэтому, пока Бог спал, они втайне содрали кору с первого дерева баоджара и сделали Бич.

Можно было бы подумать, что всезнающее, всемогущее божество просто-напросто, ну… Испепелило бы их, но ожидать от религии здравого смысла – всё равно что просить белкокота не воровать твои вещи, пока ты спишь.

– Вы действительно в это верите? – спросил я. – В оружие, способное заставить Бога вопить?

Эмельда пожала плечами.

– Не могу сказать наверняка, но все эксперты, которых нам удалось найти, клянутся, что это священный артефакт. Даже несколько магов джен-теп осмотрели Бич и, едва кинув на него взгляд, чуть ли не забились в угол, скуля. И вот ещё что…

Она сунула руку в футляр и достала то, чего я раньше не заметил – крошечный мешочек из фиолетового фетра. Эмельда бросила мешочек мне, я поймал его и открыл.

– Игральные кости?

– Сделаны из того же дерева, по крайней мере, так говорят мои источники. Решила, что они подходят для выбранной тобой профессии.

– Вы хотите, чтобы я заиграл Бога берабесков до смерти?

Она засмеялась.

– Кости – забавная штука, тебе не кажется? Никогда не знаешь, какое на них выпадет число. Само их существование подразумевает, что вселенная полна случайностей. Знаешь, что является противоположностью случайностям?

– Судьба?

– Бог.

Эмельда протянула руку и постучала пальцем по одной из костей в моей руке.

– В некоторых священных текстах Берабеска говорится, что, если бросить их в присутствии Бога, его власть над миром приостановится до тех пор, пока кости не перестанут катиться.

– Серьёзно?

– Ну, трудно сказать, следует ли понимать это буквально. Текст местами выглядит несколько витиеватым. Может, кости просто заставят Бога засмеяться, а потом он сожжёт твою душу.

Она протянула мне Бич.

– Вот почему тебе лучше как можно быстрее обмотать это вокруг его шеи.

Я не взял Бич, и Эмельда осторожно положила его обратно в футляр и защёлкнула металлические застёжки.

– Я не виню тебя за веру в то, что можно уйти от судьбы, – сказала она. – Но поверь старой собаке, которая повидала немало безобразного – мы делаем всё возможное, когда речь заходит о защите любимых людей. Даже если дела наши куда грязнее, чем могут вынести наши души.

То, как она это произнесла, смесь усталости и решимости на её угловатом лице напомнили мне кое-кого. Мужчину, с которым я познакомился, как только приехал в Даром. Того, кто не доверял мне так же инстинктивно, как и Эмельда. Того, кого я убил.

«О, предки… Пожалуйста, пусть я ошибусь насчёт этого».

Королева позаботилась, чтобы никто не узнал правду о его смерти – любой из тысячи верных возмущённых маршалов наверняка прикончил бы меня, поняв, что именно произошло. Вот только, думаю, она ошиблась, потому что Эмельда ещё меня не убила.

– Ториан в курсе? – спросил я.

– В курсе чего?

Терпеть не могу, когда проницательные люди разыгрывают тупых. Значит, они не уважают ваш интеллект.