голову туманил ужас. Пожалуй, они с Канифой сумели бы спуститься по восточному склону и уйти…

При обычных обстоятельствах мать ни за что не одобрила бы такого риска. И куда они пойдут дальше – двое детей священной горы?

Был способ увидеть и подслушать, что происходит в покоях. Канифа случайно открыл его совсем юнцом. Стукнул по полке, и с потолка спустилась лесенка, явив тесный ход. Должно быть, в прежние времена в храме подглядывали из него за гостями, чтобы узнавать о событиях при дворе.

Думаи опустила лесенку и влезла под потолок. Бесшумно сдвинула стенную панель – окошко во внутренние покои. Света там почти не было, она едва различила две тени.

– …делились всем. Я впервые узнал, как бывает, когда тебя понимают. Замечают.

Голос у императора Сейки был тихий, мерный. Думаи придвинулась к самому окошку.

– Я так долго гадал, откуда ты. Сипво всегда считала тебя духом, – говорил он. – Но, видя тебя теперь, в преклонных годах, я, кажется, понимаю. Ты – его пропавшая дочь, дочь Сагурези, моего первого речного хозяина. Ты пришла ко двору, чтобы найти его?

– Я хотел научиться у него орошать поля. Знай я, кто ты, спросила бы, куда его сослали. – Унора помолчала. – Он еще жив?

– Нет. Умер в изгнании.

Молчание было живым, живым и полным страдания.

– Тогда я попрошу тебя о другой услуге, Йороду, – сказала Унора. – Покинь этот храм. Пусть наша зима останется счастливым воспоминанием. Сном.

Думаи нахмурилась. Ее мать дерзнула назвать императора по имени?

– Да, сном, – едва ли не холодно ответил он. – Мне сказали, ты назвала ее Думаи.

Имя крючком вонзилось ей в горло.

– Думаи, – повторил он. – Поэты зовут так мимолетное видение, слишком скоро оборвавшийся сон. Подобающее имя для дочери императорского дома. Ты решила уделить ей каплю ее наследства – и все же двадцать семь лет скрывала ее от меня.

– Как же не скрывать?

– Ты могла остаться. Вы обе могли остаться.

– Чем была моя жизнь при дворе? – с горечью спросила Унора.

«Ты никогда не бывала при дворе! – в отчаянии мысленно возразила ей Думаи. – Ты пришла на гору с моря, ты сама говорила. И принесла меня в себе!»

– Какое место заняла бы там дочь изгнанника и ее дитя?

– Наивысшее. – В его голосе билась боль. – Я бы сделал тебя первой императрицей.

– Тебе бы ни за что не позволили. И все же я ушла, спасая Думаи. Нам обеим было опасно оставаться.

– Тебе угрожали?

У Думаи кружилась голова. Слова уже нарисовали перед ней картину, но она не могла оказаться правдивой.

«Подобающее имя для дочери императорского дома».

– Того, кто побывал здесь под видом солеходца, зовут Эпабо, – сказал император Йороду. – Он – один из немногих, кому я доверяю. Он не искал здесь тебя, хотя искал тебя много лет по моему повелению. Сюда же он пришел за подсылом от речного хозяина.

– За той молодой женщиной, Никеей?

– Да. Мы полагали, что клан Купоза шпионит за моей матерью. Никея вернулась ко двору вскоре после Эпабо. Она тебя видела, Унора?

– Лицо – нет. Я была под вуалью.

– А Думаи она могла видеть?

Унора молчала.

– Теперь ей слишком опасно здесь оставаться, – сказал император. – Есть только одно место, где она…

– Думаи, – тихо позвали сзади.

Думаи вздрогнула от неожиданности, сердце глухо стукнуло.

– Великая императрица, – шепнула она, глядя сквозь тень в осунувшееся лицо, – как вы…

– Дитя, я жила в этом храме, когда ты еще не родилась, – мягко ответила та, – и не так еще стара, чтобы не подняться по лестнице.

Ладонью она прикрывала лампу, чтобы свет их не выдал.

– Его величество собирался призвать тебя завтра… но, думаю, почему бы тебе не явиться сейчас. Ты согласна?

Думаи сглотнула.

Великая императрица вела ее к двери, как на заклание. Вслед за ней Думаи шагнула в величественный полумрак внутренних покоев, окружавший колоссальное изваяние великого Квирики. На спине у него безмятежно стояла босыми ногами Снежная дева. Позолота и вделанные в кожу зеркала отражали мягкое сияние масляных лампад.

Унора встала. Встретив ее взгляд, Думаи подумала, что впервые видит мать в таком страхе. Так она не боялась даже в ночь снежной бури, когда обе они чуть не лишились жизни.

– Ваше величество, – устало заговорила великая императрица, – я привела кое-кого с вами познакомиться.

Унора закрыла глаза, но слезы протекли из-под век. За ее спиной перед золоченой ширмой стоял мужчина.

– Подойди. – На сей раз в его голосе слышалась робость. – Прошу тебя, выйди на свет.

Думаи долго не могла вспомнить, как переставлять ноги. Она заставила себя сделать шаг, упала на колени и коснулась лбом пола, как склонялась в молитве.

– Встань.

Она, не поднимая глаз, повиновалась. Он пальцем взял ее за подбородок, поднял к себе лицо. Думаи взглянула – и, увидев его перед собой, похолодела до самых костей.

Думаи смотрела в свои глаза. И видела свои черты, словно отраженные в тусклом зеркале.

– Дочь моя, – тяжело произнес император Сейки, – как долго я ждал нашей встречи.

13

Юг

– Сию пропала.

Эсбар не успела раскрыть объятия, как Тунува бросилась ей на грудь.

– Тише, Тува. Ничего. – Эсбар взяла в сильные ладони ее лицо. – Кто знает?

– Только я и Нин.

– Хорошо. Я извещу Сагул – теперь уж выбирать не приходится, – и, если она даст согласие, мы с тобой вернем Сию. Нам нельзя ее потерять. – Она говорила спокойно и твердо. – Ты мне веришь?

Тунува отдалась ее поддержке, постаралась сдержать дрожь.

– Да, – выдохнула она. – Да, я тебе верю.

Эсбар поцеловала ее и удалилась.

Тунува опустилась на кровать. Ихневмоны, каждый со своей стороны, тыкались в нее мордами, делились теплом, будто утешали своих щенят.

«Тува, они не вернулись».

Настоящее выскальзывало из рук. Ее обступили воспоминания о самом тяжелом дне жизни – том дне, когда она потеряла их, – слишком сильные, чтобы отпустить: мед и кровь, тело, лес. Нинуру лежала под дождем рядом с ней, не хотела уходить, пока она не встанет. Эсбар пыталась утешить ее, бросающую в ночь рыдания. Живот подруги раздувался от семени, готового расцвести в Сию.

«Ты не виновата. Ты ничего не могла сделать».

– Тува…

Она вскинулась, увидела копающуюся в сундуке Эсбар.

– Я все объяснила Сагул. Выезжаем сейчас же, – сказала она Тунуве. – Через Эрсир. Если они ушли дальше, нам понадобятся лошади.

– Лошади медленные, – вставила Нинуру. – И глупые.

– Глупые, – поддержала Йеда.

– Я знаю, мои сладкие, но тугоумные западники стали бы пялить на вас глаза. К северу от Хармарского прохода ихневмонов не видели – как, кстати сказать, и магов. – Эсбар стянула с себя одежду, отбросила ее в угол. – Сию не говорила, из какого порта они собирались отплыть?

– Из Садирра, – ответила Тунува, споткнувшись на северянском названии. – Ты дорогу знаешь?

– Нет, конечно. – Эсбар накинула на себя длинную рубаху. – Но знаю, кто знает.

Тунува прошла в свою солнечную комнату, перебрала одежду, выбирая такую, чтобы сойти за торговку солью. Некогда было проваливаться в прошлое. Сию с каждой минутой уходила все дальше.

Она надела подштанники и