сложно отличить реальность от сна. Свет больно ударил в глаза. Обжог их собою. Он стоял в дверном проеме. Молча стоял и смотрел на нее, лежащую на полу. Это продолжалось с минуту.

– Где моя дочь? – Она испугалась собственного голоса. Он словно не принадлежал ей. Был чужим, произнесенным кем то другим, стоявшим во тьме этого чертового подвала. В нем не выражалось ни каких эмоций. Ни страха, ни волнения, которое она испытывала в эту самую минуту, в нем не было слышно. Только холодное ледяное безразличие. Он и вовсе походил на механический звук, издаваемые каким то роботом. Не человеком. Ответа не последовало. Казалось что он просто не слышит ее.

– Где она?

Он молча шагнул к ней навстречу. Даже не пытаясь подняться с пола, Алисия продолжала лежать, ожидая, что будет. Пальцы его руки больно впились в кожу головы. Алисия вскрикнула от неожиданной боли. Резким и сильным рывком он потянул ее на себя. Успев встать на колени она поехала по бетонному полу, ухватившись а его руку. Каждый камешек, на который она попадала коленом, причинял ужасную боль. Не обращая внимания на стоны и всхлипы, он вытащил ее в коридор и захлопнув дверь в подвал, наконец отпустил ее волосы. Алисия снова повалилась на пол тихонько рыдая. Страх и боль унижения обжигали огнем нутро, казалось даже заглушая собой физическую боль. Он продолжал молча нависать над нею. Сквозь слезы она видела его черные ботинки и темно-синие мешковатые брюки.

– Ты сама пойдешь? – его голос был каким то отрешенным. Он был абсолютно спокоен. Как и вчера, когда избивал ее и Мартина. Хотя нет. Она тотчас вспомнила выражение его лица. Тот хищный свет в его безумных глазах, полных яростного ликования. И выражение его лица, преисполненного удовольствием от причиняемых им страданий. Нет. Вчера у него были эмоции. Пусть и животные, дикие, но все же. Они отражались вчера в его глазах, словно в зеркале, оголяя его нутро. Удар ногой в бок в мгновение прервал ее мысли. Она вскрикнула от неожиданности.

– Когда я о чем то тебя спрашиваю, надо отвечать, сука.

Он ухмыльнулся и снова схватил ее за волосы, дергая на себя.

– Не надо! Я встану! Я пойду! Я могу идти!

Он перестал тянуть прядь волос, которую держал в кулаке. Замер, словно обдумывая сказанное ею. Тяжело дыша, Алисия уперлась руками в пол перед собой. Горячая слезинка упала на кисть ее левой руки и быстро сбежала вниз между пальцами.

– Если ты меня обманешь или снова попытаешься бежать, я буду избивать тебя каждое утро, каждый вечер. По долгу. Пока ты не умрешь здесь.

Снова нотки какого то первобытного безумного торжества начинали прорезаться в его низкой голосе. Его рука разжалась и выпрямившись он шагнул в сторону, к противоположной стене коридора, давая ей возможность подняться на ноги. Пытаясь успокоиться Алисия выпрямилась, продолжая стоять на коленях и тыльной стороной правой руки вытерла мокрые от слез глаза. Затем медленно, облокотившись о стену, она поднялась на ноги. Голова кружилась, ноги того и гляди норовили подкоситься. Не смея поднимать на него глаз, она шаг за шагом поплелась вперед по коридору, в сторону ведущей наверх лестницы. Он продолжал стоять на своем месте. Она не оборачивалась, но точно знала, что взгляд его в эту секунду прикован к ней. Взгляд этих безумных глаз следил сейчас за каждый ее движением, подобно змее, которая готовиться к решающему броску на свою жертву. Она в буквальном смысле ощущала его взор на своей спине. Он холодил кожу, покрывал ее мурашками. Ступив на нижнюю ступень она остановилась на секунду и посмотрела вверх. Дубовая дверь на верху была открытой. В дверном проеме никого не было. Дневной свет заполнял собою пустое пространство. Она не могла спутать его с электрическим или каким то еще. Просто не могла. Он был сейчас так дорог. Тот воздух, которым она дышала вчера во дворе и в лесу. Воздух свободы. Он пах. Пах не соснами и травой. Нет. Пах надеждою и свободой. Надеждой на то, что все еще не так плохо, не потеряно окончательно и безвозвратно. Как не хватало ей этого света в темном чреве подвала, где запах свободы и надежды, ей заменяли мрак и сырость.

– Поднимайся наверх – с этими словами он медленно зашагал по направлению к ней.

Она тоже пошла вверх, медленно преодолевая ослабевшими ногами ступеньку за ступенькой. Вот их осталось три. Две. Одна. Знакомый вид снова предстал перед ее глазами. Те же светло-голубые обои на стенах коридора, ведущего в гостиную. Она шагнула через порог и по прежнему не смея обернуться пошла вперед. Медленно, словно боясь того, что в какой то миг человек сзади заподозрит ее в намерении сбежать и забьет до смерти, как и пообещал. Она верила ему. Знала, что он способен на это и на многое другое тоже. Чувствовала это. В гостиной никого не было. Стекло в окне, через которое она вчера выбралась во двор, было целым. Видимо он застеклил его еще вчера. Может сегодня. Она даже не знала, сколько сейчас времени. Из кухни, до ее слуха донесся негромкий звон посуды. Она остановилась, не зная как поступить. Он тоже остановился за ее спиной. Его низкое монотонное дыхание казалось совсем рядом, словно он стоял сейчас вплотную к ней.

– Иди на кухню.

Голос его по прежнему был тихим и спокойным. Но она прекрасно понимала, что сделай сейчас она хоть одно резкое, неверное движение, как он снова прейдет в бешенство, которое она наблюдала вчера в подвале. Попытайся она сейчас броситься к двери или к окну, как он тут же настигнет ее и тогда уж точно ей не поздоровиться. Нельзя сейчас его злить. Нельзя испытывать удачу такой ценой. Больше всего на свете сейчас, ей хотелось увидеть Марту. Прижать к себе и больше никогда не отпускать, не расставаться ни на секунду. Ради этого она готова была стерпеть теперь любую боль, любые унижения, возможно уготованные ей. Та самая старуха, которая кричала вчера стоя на лестнице, возилась теперь с горой мытой посуды, неторопливо протирая каждую тарелку белым вафельным полотенцем и составляя их одна на другую, на край дубового лакированного стола, засланного белоснежной скатертью с вышитыми по краям узорами. Казалось она даже не слышала присутствия Алисии, стоявшей теперь за ее спиной. Тарелка за тарелкой, она продолжала усердно возиться, пока наконец не поставила последнюю протертую полотенцем тарелку. Густой аромат свежезаваренного кофе висел в воздухе. К нему