примешивался запах корицы и чего то еще, очень знакомого Алисии. Она не могла разобрать, чего именно. Старуха была одета в черную шерстяную юбку и темно-коричневую кофту, по верх которой был повязан грязный, весь в пятнах и разводах фартук. Седые волосы были собраны хвостиком на затылке.

– Садись – голос раздавшийся за спиной заставил ее вздрогнуть.

По прежнему не смея обернуться и посмотреть на своего мучителя Алисия села на деревянный стул, глядя перед собой.

Стоявший сзади нее человек тот час вышел из кухни. Она не знала, куда и с какой целью он направился, но чувствовала на подсознательном уровне, что он по прежнему остается где то поблизости и полностью контролирует ситуацию.

Старуха по прежнему не обращая на нее никакого внимания, подошла к навесным шкафчикам и протянув морщинистую руку, открыла один из них. До слуха Алисии доносилось еле различимое пение хозяйки дома, пленницей которого она была. Слов она разобрать не могла, да и не хотела этого, но сам факт, само это еле уловимое на слух напевное сопение казалось ей каким то зловещим, даже отвратительным. Может быть это была обычная, вполне нормальная и адекватная реакция ее психики, столь потрепанной и измученной событиями последних дней, что даже один единственный, совсем крохотный намек на какое то веселье или спокойствие был для нее сейчас все равно, что запах, исходящий от полуразложившегося трупа. Да нет. Пугало и одновременно вызывало в ней чувство отвращения именно то спокойствие, которое исходило от хозяйки дома. И то, что последняя сейчас напевала себе под нос, лишь лишний раз подчеркивало этот факт. Поставив на стол большую металлическую банку, старуха подняла голову и спокойным тихим голосом проговорила, глядя прямо перед собой – ты плачешь?

Алисия медленно подняла голову и взглянула в эти пустые бесцветные глаза, глядящие в стену.

Ты плачешь? – повторила та все тем же тоном.

Нет – Алисии так хотелось, что бы ее голос звучал как можно увереннее.

– Я знаю, что это не так – улыбнулась хозяйка дома. Зачем ты мне врешь?

Ее вопрос прозвучал как то не естественно. Даже по детски. Доля какой то обиды проскользнула в нем.

– Ты же прекрасно знаешь дорогая моя, что ложь является большим грехом.

Она укоризненно покачала головой. Взор ее серых глаз по прежнему был устремлен в стену перед собой.

– Тебе разве никто никогда не говорил об этом? – теперь в ее интонации звучало какое то детское изумление. Я то знаю, что ты ревела пол ночи, я слышала тебя в подвале. При этих словах старуха улыбнулась.

– Что вам от нас нужно? – выдавила из себя Алисия. Голос ее предательски дрожал, готовый вот вот сорваться.

Старуха словно не услышала ее. Ни один мускул на ее лице не дрогнул. Она по прежнему невинно улыбалась, продолжая смотреть в стену перед собой.

– Такой взрослой, как ты, должно быть очень стыдно сейчас, за то, что хватило наглости врать в лицо пожилой женщине. Да еще и будучи у нее в гостях.

– Что вам нужно от меня и моей дочери?

И на этот раз старуха будто не слышала ее вопроса. Она наконец то отвернулась от стены и повернула голову в ту сторону, где сидела Алисия.

– Ты наверное хочешь есть? Улыбка сошла с ее губ. Бедная, бедная девочка – произнесла она с какой то толикой заботы в голосе.

Алисия почувствовала, что ее тошнит. Тошнит от омерзения. Омерзения этой почти что невинной заботы по отношению к ней, со стороны хозяйки дома. Каким чудовищным и кощунственным казался ей сейчас этот тихий голос. Старуха словно издевалась над ней, по матерински сокрушаясь и качая головой.

С невероятным усилием воли она постаралась как можно спокойнее и тише ответить – я не голодна. Как можно тише и спокойнее. Но предательская дрожь все же прокралась и прозвучала в ее голосе.

– Не ври мне – старуха слегка повысила голос. Не ври, что не голодна. Я знаю, что это не так. С этими словами она повернулась и направилась к холодильнику, стоявшему в противоположном углу кухни.

– Ты обязательно должна попробовать мой мясной рулет – проговорила она. Я точно знаю, что тебе это понравиться – добавила она с самодовольной ухмылкой.

– Где моя дочь? – Алисия сама не заметила, как поднялась со стула. Ее собственные ноги сейчас, словно не были ей подвластны.

Старуха, успевшая открыть дверку холодильника, на секунду замерла, словно раздумывая, что ответить. Выпрямившись она медленно повернулась в сторону Алисии. Взгляд ее казался сейчас каким то отстраненным. В нем читалось какое то недоумение, словно она и вправду не понимала, о чем идет речь.

Старая карга похоже совсем выжила из ума – пронеслось у Алисии в голове.

Она сделала шаг по направлению к хозяйке дома.

– Ты не ешь мясо? – с удивлением вопросила старуха, растерянно глядя перед собой. Ты вегетарианка?

– Где моя дочь? – голос Алисии дрогнул. Дрогнул и сорвался. Что вам черт побери нужно от моей семьи?! Она не сразу поняла, что уже не говорит во весь голос, а кричит. Громко и яростно. Кричит на весь дом. Что тебе нужно от моей дочери? Слезы быстро наворачивались на ее глаза. Кулака она сжала так сильно, что ногти впились в кожу, которая тут же ответила резкой колющей болью.

Старуха продолжала растеряно глядеть перед собой. Однако новых вопросов она не задавала. В воздухе комнаты повисла тишина.

– Где моя дочь? – тихо прошептала Алисия. На этот раз ее вопрос прозвучал так, если бы она задавала его самой себе, не замечая, что говорит вслух.

– Ты злишься, потому что голодна – улыбнулась старуха.

– Ты сумасшедшая – проговорила Алисия, медленно приближаясь к ней.

– Нет – возразила хозяйка, замотав головой. – Нет, это вовсе не так. Я просто очень хорошо разбираюсь в людях и знаю, что тебе сейчас не помешал бы хороший стейк или еще что ни будь в этом роде. Ты злишься от того, что голодна. При этих словах она внезапно разразилась диким безудержным смехом. Кожа на ее щеках натянулась, будто чья то невидимая рука внезапно стянула ее как маску, сзади на затылке. Она смотрела сейчас прямо в лицо Алисии, хотя та прекрасно понимала, что старая ведьма не может ее видеть, ровным счетом, как и все остальное вокруг себя. Ее серые глаза напоминали сейчас мутное стекло. Ее скрипучий смех разорвал в клочки тишину, еще минуту назад царившую в доме. Он отдавался от стен скрипучим звонким эхом, разлетаясь вокруг. Поперхнувшись старуха замолкла на